Читать «Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года» онлайн - страница 248

Около шести вечера 26 августа Львов предстал пред очи Керенского. Он был возбужден, заявил, что «ситуация полностью изменилась» и Керенский «под колпаком»^{. Он изложил мнение Корнилова как ультиматум, добавив еще пункт об отставках министров, который они уже без командующего придумали с Завойко.}

Львов пытался добиться утверждения Керенским проекта, который поддерживал сам и с которым согласился Корнилов. Чтобы нажать на «бабу Керенского», Львов приписал генералу ультимативность его требований, хотя Корнилов формально не выдвигал ультиматума. Впоследствии Львов признал, что предложения Корнилова не были ультимативными^.

Когда Керенский заявил, что не собирается «быть министром юстиции при Корнилове», «Львов вскочил. Лицо его прояснилось, и он воскликнул: “Вы правы! Вы правы! Не ездите туда. Там для вас расставлена ловушка; он вас арестует. Уезжайте куда-нибудь далеко. Но вы должны уехать из Петрограда. Они ненавидят Вас”»^{. Конечно, здесь Львов мог говорить неправду, надеясь просто напугать премьера и заставить его бежать, исчезнув с политической арены. Но у Керенского, как мы видели, были и свои свидетельства того, что Ставка для него -более опасное место, чем Петроград.}

Львов был уверен, что «баба» испугается. Но Керенский был человек совсем другого склада, и если и «бабой» - то актрисой, привычной к эпическим ролям. Столкнувшись с заговором, премьер стал действовать как герой Шекспира, выманивая сведения о заговорщиках, дабы нанести по ним неотвратимый удар.

Керенский готов был проводить политику умиротворения Корнилова, пока сохранялось разделение полномочий между военными и гражданскими руководителями, при которых верховное руководство остается за гражданскими. Откровения Львова, при всей их путаности и неточности, показали Керенскому, что Корнилов не смирится с ролью второго в тандеме. И в этом картина, нарисованная Львовым, как мы теперь знаем, была верна. Поняв это, Керенский больше не шел на уступки ни Корнилову, ни тем, кто готов был их примирить.

Керенский так вспоминал об этом: «Принимая во внимание все предшествующие события и всю серьезность информации о подготовке заговора, которой мы располагали, я не сомневался, что лишь решительными и быстрыми мерами можно в самом начале потушить разрушительный пожар и спасти страну от мятежа, к которому стремились подвести ее недальновидные политики и дерзкие авантюристы»^.

Следуя своей психологической схеме, Катков был уверен, что Керенский испытал «сильное облегчение»^{, потому что мог не выполнять данное Савинкову обещание и не вносить законопроект в правительство. Однако если Керенский и испытал облегчение, то от того, что все более запутанная ситуация с Корниловым наконец прояснилась. Савинков в этих событиях совсем не выглядит фигурой, которая могла что-то указывать Керенскому. Во всяком случае, попытку Савинкова добиться нового примирения между Корниловым и Керенским последний решительно отмел.}