Читать «Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года» онлайн - страница 217

Выступление было настолько резким, «что генерал Брусилов, перебив генерала Деникина, сказал: “Нельзя ли короче и затрагивайте только вопросы, касающиеся поднятия боеспособности армии”»^{. В той или иной мере эти требования поддержали другие генералы, хотя Деникин выразил их чаяния наиболее резко и эмоционально, так расчувствовался, что даже попросил возможности выйти. Керенский с трудом успокоил его, пожав руку и поблагодарив за искренность.}

На совещании 16 июля Керенский заявил: «Я лично ничего не имею против того, чтобы сложить с себя должность военного и морского министра, отозвать комиссаров, упразднить комитеты. Но я убежден, что завтра же начнется в России полная анархия и резня начальствующих лиц»^{. По мнению премьер-министра (и в этом с ним трудно не согласиться), проблемы в отношениях солдат и офицеров были порождены не комитетами, а возникли в результате тягот войны.}

Корнилов на совещании отсутствовал из-за сложной ситуации на фронте. Но он прислал телеграмму с предложениями, которые в целом соответствовали «программе Деникина», с которыми они были единомышленниками. Предложения Корнилова были изложены более спокойным тоном, а также дополнялись антибольшевистскими положениями (запретить доступ к войскам большевистской литературы и агитаторов). Благоприятное впечатление на Керенского произвело мнение Корнилова о том, что в происходящем виноваты не только солдаты, но и офицеры. Правда, впоследствии Керенский пришел в выводу, что эта мысль была вписана кем-то (Савинковым или Филоненко) в телеграмму Корнилова, потому что она не соответствовала его последующим выступлениям^{. Но 16 июля «среди этих обескураживающих мнений и предложений, высказанных присутствующими генералами, телеграмма Корнилова, казалось, пролила слабый луч света». Так Керенский пытался объяснить свое парадоксальное решение заменить Брусилова на Корнилова. Но как раз Брусилов на этом совещании не высказал ничего особенно «обескураживающего». Решение Керенского было вызвано чем-то другим.}

По словам Филоненко, возвращаясь с совещания 16 июля, он и Савинков в поезде обсуждали с Керенским возможность создания малого военного кабинета^{. Савинков вспоминал, что в это же время Керенский обсуждал с Савинковым проект создания «сильной революционной власти» без участия советских лидеров. Тогда Керенский не решился на это, но 18 июля провел три важных назначения: Савинков стал управляющим военным ведомством, фактическим заместителем Керенского по военным делам. Близкий к нему по взглядам Филонен-ко стал комиссаром при Верховном главнокомандующем. И, наконец, Корнилов с подачи Савинкова был назначен главковерхом.}

Это назначение имело необратимые политические последствия, и позднее Керенский не мог внятно объяснить, зачем понадобилось срочно отправлять Брусилова в отставку^.

Катков пытается найти такое объяснение: «Увольняя Брусилова, Керенский действовал под давлением своих коллег из Временного правительства, которые стремились к улучшению отношений между офицерами и правительством»^{. Кто же эти загадочные министры, которые заставили Керенского заменить Брусилова на Корнилова в наивной надежде, что после этого офицеры изменят свое отношение к правительству? Катков, вероятно, запамятовал, что кадеты в это время в правительство не входили, а у министров-социалистов такая странная идея вряд ли могла возникнуть. Мысль о том, что именно Корнилов нужен армии, родилась у Савинкова, который и убеждал в этом Керенского. Но почему Керенский вообще решил искать замену Брусилову, который был все еще популярен и как минимум политически безопасен? Объяснение, скорее всего, в том, что Керенскому нужно было найти «крайнего» за поражение на фронте, имевшее столь важные политические последствия. Наступление, которое должно было стать победой Керенского, теперь обернулось поражением Брусилова. Назначением нового, уже распиаренного главнокомандующего следовало загладить впечатление от поражения и вселить в армию и общество новые надежды.}