Читать «Вдохните жизни. Людям о людях» онлайн - страница 4

Жаль было и сопливого Егорку, почасту и подолгу просиживающего в песочнице на заднем дворе у Петровны; плачущего, скулящего, голого и голодного без мамки, никогда со двора не выходившего и ни с кем из местных мальчишек знакомств не водившего. «Да что же он, Петровна? – спрашивали соседку с заботой, – чей же он?». «Еёный, сукин. Хуй знает, с кем нажила!», – отвечала Ирина Петровна и сплёвывала в гневе под ноги.

Иной раз Тамара Ивановна и Ирина Петровна возвращались вместе, чтобы припугнуть дерзкую сожительницу, пригрозить, образумить по возможности. В другой раз, когда понимали, что ни угрозы, ни добрая беседа не помогают, надумывали звонить в район, чтобы искать управу на проклятую дебоширку у властей. В районе разводили руками, мол, нет состава преступления.

Когда же испуганная Петровна в очередной раз влетела в дом Тамары Ивановны и подняла шум: газ! «Сука проклятая, – грозила в сторону своего двора Петровна, – зачем, спрашиваю, ты включила газ! Удушить меня хочет!», все растерялись окончательно. Бежали к соседке, открывали окна и проветривали помещения. Возвращались запыхавшимися, с ещё не осевшим чувством минувшей катастрофы: газовые конфорки были открыты давно, – смрад чувствовался далеко на подходе к несчастному дому.

А так, если не считать этих эпизодов, всё шло своим чередом – не лучше и не хуже, чем в любой другой год: починялся старый штакетник, менялись прогнившие полы в прихожей, воспитывались внуки и внучки, проводившие лето в гостях у бабушки, прокашивалась трава, выкладывались дорожки, собиралась ягода в полях, грибы в лесу, просушивались в тени навеса листья Иван-чая, мяты и горлицы, плодилась домашняя тварь, пропалывалась и окучивалась картошка, взрастали помидоры и наливались соком огурцы. Всему нужно было уделить внимание, время и заботу; всё радовало своей необходимостью, и только отвратительная личность, проживающая у Петровны, нарушала размеренное спокойствие сельчан.

По вечерам Тамара Ивановна на правах вдовы Александра Викторовича, – того самого Коня, гордости и головной боли посёлка, – собирала на передах односельчан: соседи и соседки, соседские дети и внуки, приезжие их родственники и гости роем ютились в тесном дворе хозяйки, рассказывая наперебой, слушая жадно, советуясь и делясь откровенно. Точнее, Тамара Ивановна и не собирала никого в прямом смысле этого слова: как-то так получалось, что люди сами шли к ней. Шли туда, где уютнее, гостеприимнее, веселее. Получалось, что – к Тамаре Ивановне.

И засиживались до глубокой ночи.

Ирина же (не знаю, как по отчеству), – та, что никак не могла ужиться Петровной, никогда не приходила. Да никто её и не звал. И по имени-отчеству к ней тоже никто не обращался: для всех она была Иркой-паскудой. Зато приходила Ирина Петровна и, не стесняясь в выражениях, возмущалась, ища помощи и поддержки. «В конец обнаглела, проклятая: мужика в дом привела! – рассказывает, – захожу, а он – голый!». И эта новость вызывает недоверие в среде баб. «Ты кто!? спрашиваю, убирайся к чёрту! Я здесь живу!». И мы удивляемся в голос разнузданности её сожительницы. Иные соседки, – те, кто позлее, – откровенно смеются такому случаю: «Гляди, Петровна: авось, забыла, как там всё устроено! Так одним глазком подсмотреть – и то приятно».