Читать «Василий Тёркин (сборник)» онлайн - страница 97

Александр Трифонович Твардовский

1954–1963

По праву памяти

Смыкая возраста уроки, Сама собой приходит мысль — Ко всем, с кем было по дороге, Живым и павшим отнестись. Она приходит не впервые, Чтоб слову был двойной контроль: Где, может быть, смолчат живые, Так те прервут меня: – Позволь! Перед лицом ушедших былей Не вправе ты кривить душой, — Ведь эти были оплатили Мы платой самою большой… И мне да будет та застава, Тот строгий знак сторожевой Залогом речи нелукавой По праву памяти живой.

1. Перед отлетом

Ты помнишь, ночью предосенней, — Тому уже десятки лет, — Курили мы с тобой на сене, Презрев опасливый запрет. И глаз до света не сомкнули, Хоть запах сена был не тот, Что в ночи душные июля Заснуть подолгу не дает… То вслух читая чьи-то строки, То вдруг теряя связь речей, Мы собирались в путь далекий Из первой юности своей. Мы не испытывали грусти, Друзья – мыслитель и поэт, Кидая наше захолустье В обмен на целый белый свет. Мы жили замыслом заветным, Дорваться вдруг До всех наук — Со всем запасом их несметным — И уж не выпустить из рук. Сомненья дух нам был неведом; Мы с тем управимся добром И за отцов своих и дедов Еще вдобавок доберем… Мы повторяли, что напасти Нам никакие нипочем, Но сами ждали только счастья, — Тому был возраст обучен. Мы знали, что оно сторицей Должно воздать за наш порыв В премудрость мира с ходу врыться, До дна ее разворотив. Готовы были мы к походу. Что проще может быть: Не лгать. Не трусить. Верным быть народу. Любить родную землю-мать, Чтоб за нее в огонь и в воду. А если — То и жизнь отдать. Что проще! В целости оставим Таким завет начальных дней, Лишь про себя теперь добавим: Что проще – да. Но что сложней? Такими были наши дали, Как нам казалось, без прикрас, Когда в безудержном запале Мы в том друг друга убеждали, В чем спору не было у нас. И всласть толкуя о науках, Мы вместе грезили о том, Ах, и о том, в каких мы брюках Домой заявимся потом. Дивись, отец, всплакни, родная, Какого гостя бог нанес, Как он пройдет, распространяя Московский запах папирос. Москва, столица – свет не ближний, А ты, родная сторона, Какой была, глухой, недвижной, Нас на побывку ждать должна. И хуторские посиделки, И вечеринки чередом, И чтоб загорьевские девки Глазами ели нас потом, Неловко нам совали руки, Пылая краской до ушей… А там бы где-то две подруги, В стенах столичных этажей, С упреком нежным ожидали Уже тем часом нас с тобой, Как мы на нашем сеновале Отлет обдумывали свой… И невдомек нам было вроде, Что здесь, за нашею спиной, Сорвется с места край родной И закружится в хороводе Вслед за метелицей сплошной… Ты не забыл, как на рассвете Оповестили нас, дружков, Об уходящем в осень лете Запевы юных петушков. Их голосов надрыв цыплячий Там, за соломенной стрехой, — Он отзывался детским плачем И вместе удалью лихой. В какой-то сдавленной печали, С хрипотцей истовой своей Они как будто отпевали Конец ребячьих наших дней. Как будто сами через силу Обрядный свой тянули сказ О чем-то памятном, что было До нас И будет после нас. Но мы тогда на сеновале Не так прислушивались к ним, Мы сладко взапуски зевали, Дивясь, что день, а мы не спим. И в предотъездном нашем часе Предвестий не было о том, Какие нам дары в запасе Судьба имела на потом. И где, кому из нас придется, В каком году, в каком краю За петушиной той хрипотцей Расслышать молодость свою. Навстречу жданной нашей доле Рвались мы в путь не наугад, — Она в согласье с нашей волей Звала отведать хлеба-соли. Давно ли? Жизнь тому назад…