Читать «Василий Блюхер. Книга 1» онлайн - страница 45

На вагоностроительном заводе положение рабочих было не лучше, чем в Питере у Берда. И здесь получку выдавали с опозданием и не полностью. Работать приходилось по двенадцать часов в сутки. Администрация завода с таким необыкновенным рвением практиковала систему штрафов, что половина рабочих в дни получек оставалась почти без денег. Каждые полгода расценки снижались, рабочие мрачно говорили: хоть ложись и помирай. Недовольство росло с каждым днем, и нужна была искра, чтобы вспыхнуло пламя забастовки.

Василий не мог пожаловаться на то, что его хотя бы раз оштрафовали, но мириться с положением рабочих на заводе не хотел. В мастерских, на улице все открыто выражали недовольство. В один из июльских знойных дней стихийно возникла забастовка. К удивлению многих, Василий горячо ораторствовал. Его внимательно слушали, одобряли, а он, распалившись, уже не только призывал к забастовке, но, вспоминая поучения Акимова, говорил открыто:

— Без революции не обойтись. Заводчики хотят довести нас до самоубийства. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Но зачем кончать жизнь самоубийством? Уж лучше мы сотрем их с лица земли и построим новую жизнь.

На другой день Василия арестовали на квартире в Тайнинке и увезли в Москву.

В Бутырской тюрьме за ним захлопнулась решетка камеры.

Полгода он провел в одиночке. На суде отвечал на вопросы односложно, не пытаясь оправдываться. Московский окружной суд приговорил его к двум годам и восьми месяцам тюремного заключения. Домой он не писал, потерял всякую связь с внешним миром. После долгих требований удалось получить свои учебники, и он стал усердно заниматься. Не раз вспоминал родное село, родителей, уход в Питер и службу у купца Воронина. Чаще других возникали образы студента и Анны Николаевны. Хотелось знать, вернулись ли они в Петербург, что делают. «Уж лучше бы меня сослали в Сибирь, чем мокнуть в этой каменной дыре», — думал он про себя.

Однажды он услышал стук в стенку, прислушался, но не ответил. На другой день стук повторился, и ему показалось, что рядом в камере — Ковалев. Стук повторялся много раз, а потом неожиданно прекратился. Василий не знал о тюремной азбуке, с помощью которой политические заключенные перестукиваются. Тщетно он ждал стука, который мог внести какое-то разнообразие в тоскливую жизнь. Тогда он сам стал колотить в стенку кулаком, но ему никто не ответил.

Василий давно потерял счет времени. В первые дни он говорил с утра: «Сегодня среда» или «Сегодня суббота», но это механическое повторение изо дня в день сбило его со счета. Теперь он больше думал о том дне, когда выйдет на волю. Найдет ли работу в Москве? Ведь его имя, очевидно, и здесь внесено в черную книгу. Куда же податься: в Самару или в Нижний Новгород?

На прогулках в тюремном дворе он безмолвно шагал по кругу, присматриваясь к лицам других заключенных. Нет, он никого не знал. Поди угадай, кто политический, кто уголовный! Мучительно хотелось услышать теплый человеческий голос. Долго ли ему еще сидеть в одиночной камере? Одна надежда на революцию. Но когда она грянет? Он ведь не знал борьбы политических партий, ни с кем не был связан, не знал, что творится за тюремной оградой.