Читать «Варшава, Элохим!» онлайн - страница 99

Артемий Леонтьев

Иван кончил в девушку, через минуту ее вырвало, это взбесило Грозного, задело его за живое. Пока она откашливалась и отирала руками грудь от рвоты, он взял лежащий рядом штык-нож, воткнул его во влагалище и провернул по часовой стрелке. Раздался оглушительный вопль – от боли девушку скрючило, она сложилась, как перерубленная пополам, ударилась лбом о колени, сжала кулаки и укусила себя в ногу. На крик оглянулись пятеро сослуживцев Грозного, которые всё не слезали со своей жертвы. Увидев, что случилось, только уважительно покачали головами и продолжили пользоваться своей добычей. Иван достал штык-нож: с него стекала сперма, смешанная с кровью. Еврейка ударила Ивана ступней по лицу и свалилась с кровати, извиваясь и корчась. Грозный подошел и перерезал ей горло, потом взял с железной печурки еще не высохшую вчерашнюю портянку и отер штык-нож. Запнул мертвое тело под кровать, сел на нее, скрипнув матрацем, достал из тумбочки банку тушенки и, открыв ее все тем же ножом, принялся за еду, поглядывая на часы. Увидел на матраце кровь, перестал жевать:

– Тьфу ты, зараза…

Опустошив банку с тушенкой, бросил ее под кровать на залитый кровью пол рядом с мертвым телом, еще немного полежал, дождался, когда тушенка отрыгнется, потом сладко потянулся, позвал еврея из зондеркоманды, приказал ему все убрать и поменять белье с матрацем, после чего достал гнутую жестяную упаковку с дрезденской «Аттикой» – лучшими немецкими сигаретами, прикурил и глубоко затянулся. Выпустив дым, встал с кровати, сделал глоток теплого спирта из фляги и поморщился, затем вышел из барака, оглянувшись на вторую еврейку, которую продолжали насиловать: набитая спермой, обессиленная, она уткнулась лицом в стол и не шевелилась, ее уже никто не держал, она полностью покорилась, а пьяный травник, уже давно пристроившийся сзади со спущенными штанами и волосатыми ягодицами, стоял и, не вынимая члена, все никак не мог зажечь отсыревшие от пота спички, чтобы прикурить сигарету. Он матерился и скользил по коробку, пока наконец одна не дала искру и не загорелась, осветив щетинистое лицо. Сигарета захрустела огоньком, и из красного блестящего носа повалил дым. Затянувшись, травник продолжил насиловать девушку, бросив не потухшую еще спичку ей в затылок.

Оказавшись на улице, Иван пожалел, что глотнул теплого спирта с металлическим привкусом: жара стала еще нестерпимее и, что самое плохое, началась изжога. Подошел к дизелям, проверил их работу, поднял глаза и столкнулся с недовольным взглядом Мюнцбергера, который курил на углу. Однако унтер ничего не сказал и дело ограничилось немым укором, на который Грозный искренне наплевал. Густав щелкнул в стену сигаретой, вытянувшийся огонек сверкнул и разлетелся, ударившись о кирпичи, фонтаном искр. Немец подошел к смотровому глазку и заглянул внутрь. Иван не нуждался в команде и с удовольствием бы заглушил двигатели сразу, не глядя в этот глазок, поскольку опытным слухом моментально определил, что евреи уже «созрели»: из-за дверей не доносилось ни звука, стояла хорошо знакомая украинцу оглушительная тишина. Он бы никогда ни с чем ее не перепутал. Казалось, весь лагерь погружается в эти минуты под воду.