Читать «Варшава, Элохим!» онлайн - страница 91

Барри и его хозяин казались двумя частями единого целого: пес чувствовал желания штурмшарфюрера и, взбудораженный их течением, отзывался на них. Привыкшие к беспощадности пса евреи из зондеркоманды, травники и эсэсовцы были искренне удивлены, когда Курт Майер уехал на неделю в отпуск, – во все время отсутствия хозяина Барри не только ни на кого не бросался, но даже подпускал к себе чесать за ухом и вилял хвостом, играя с эсэсовцами и травниками, прибывающих же евреев сенбернар игнорировал, разве что изредка лаял на них, но когда штурмшарфюрер вернулся, то в первый же день были насмерть растерзаны несколько человек из зондеркоманды: складывалось впечатление, что по природе своей добродушный пес являлся лишь сосудом, наполняемым ненавистью хозяина.

Один из травников схватил Гольдшмита за шиворот, поднял и толкнул к мужскому бараку. Доктор с трудом удержал равновесие и пошел к входной двери, однако, когда украинец отвернулся, резко сменил направление и быстрым шагом вернулся к женскому бараку, откуда уже доносился детский плач, – разлученные с доктором сироты начали кричать, раздражая немцев и травников. Оказавшись внутри, доктор столкнулся с толпой обнаженных женщин. Кто-то из них уже трогал остриженную голову, другие еще только ждали очереди. Пристыженные беззащитные женщины шлепали босыми ногами и вглядывались в лица соплеменников из зондеркоманды, многие пытались заговорить с ними, но рабочие-евреи отвечали коротко или просто игнорировали вопросы. От них исходил сильный запах спирта, что несколько утешало вновь прибывших: раз уж евреям дают здесь алкоголь, значит, все не так страшно, как в бродивших по гетто слухах. По периметру раздевалки висели желтые лампы, закрытые решетками; над длинными деревянными лавками серебрились алюминиевые крючки, пронумерованные белой краской. Мальчиковатый нескладный унтер с безмозглым выражением круглого лица без конца твердил про дезинфекцию и душевые кабины. Дети волновались, плакали и кричали, унтер приказал травникам успокоить их, те принялись трясти малышей, бить по лицу, заставляли молчать. Стелла и Саломея набросились на солдат, царапали руки, отталкивали – щетинистые хлопцы в ответ начали молотить воспитательниц дубинками и прикладами, повалили их на пол; по всему бараку поднялся гул, женщины заметались, громко причитая. Доктор появился в дверях; унтер удивленно оглянулся на него, резко ткнул в грудь хлыстом и замахнулся, но тут, увидев доктора, воспитанники радостно вскрикнули, вскинули руки, лица их просветлели.

– Пан доктор! Пан доктор! Мы здесь!

Оценив перемену в поведении детей, унтер опустил руку и, вместо того чтобы ударить доктора, толкнул его в глубь барака. Гольдшмит принялся обнимать навалившихся на него малышей: сверкающие глаза, улыбки, тянущиеся ладошки. Глядя на радость детей, постепенно успокоились и женщины, стало тише. Они осознали: их стригут не налысо, на сердце потеплело, им казалось, с ними считаются, они не обречены, просто их стригут потому, что необходимо избежать вшей.