Читать «Валентин Александрович Серов 1865-1911» онлайн - страница 12
В. Баева
«Бедная Ида моя Рубинштейн… бедная, голая…», — замечает Серов, описывая скандал, когда, вопреки всеобщему негодованию, портрет был приобретен Музеем Александра III. Четко обозначенные контуры хрупкого тела придают всей фигуре вид рельефа на плоском фоне. Зеленый шарф, почти свитый в жгут, струится по тонким щиколоткам, как змея в смертный час Клеопатры, и, таким образом, в портрет невзначай вплетается тема смерти. Взгляд почти отсутствующий, потусторонний, прощальный, остановленный художником в то крайнее мгновение, когда ракурс поворота еще позволяет соприкоснуться взорами. Это последний, уже обреченный взгляд Клеопатры, посылаемый в этот мир перед тем, как навеки стать камнем.
Репина полотно оглушило, как громовой удар среди ясного неба: «…и, как Венера из раковины, предстала «Ида Рубинштейн». Мне показалось, что потолок нашего щепочного павильона обрушился на меня и придавил к земле; я стоял с языком, прилипнувшим к гортани.», — вспоминал художник. Однако светская критика подвергла картину безжалостному разносу: «декадентщина», «уродство», «скверное подражание Матиссу». И все же, несмотря на бурные критические высказывания, Серов очень гордился своей работой.
Создавая новые портреты, художник стремился избегать любых повторений позы, жеста, ракурса. Он долго присматривался к очередной модели, делал эскизы, искал наиболее характерную для героя позу и самый подходящий интерьер. Так, для портрета супруги известного антиквара Владимира Гиршма– на очень долго подбирался соответствующий антураж, который бы подчеркнул изящество и лоск этой светской львицы и не умалил, не упростил ее блистательной красоты.
Серов с большой симпатией относился к Генриетте Леопольдовне, находя ее «умной, образованной, культурной, простой и скромной, без замашек богатых выскочек и очень симпатичной». «Портрет Г. Л. Гиршман» (1907, Государственная Третьяковская галерея, Москва) являет собой смысловой и живописный шедевр.
На холсте изображена роскошная дама в строгом черном костюме, которая словно только что встала от туалетного столика и обернулась к другому зеркалу, — к художнику и зрителю. Возможно, она хотела осмотреть себя в полный рост, но между ней и вторым овальным зеркалом находился живописец, который остановил этот поворот своей талантливой кистью и зафиксировал навсегда строгий взыскательный взгляд, обратив его к нам. Генриетта Леопольдовна вглядывается в зрителя, как в зеркало, ее требовательный взгляд будто адресуется тем, кто будет смотреть на нее через века. Строгий костюм освежает лишь полоска белоснежного боа, кокетливо поправляемая лилейной ручкой, унизанной перстнями. Вторая рука в изящном изгибе опирается на столик.
