Читать «В якутской тайге» онлайн - страница 102

Иван Яковлевич Строд

Один из прибывших вынул из кармана кисет, осторожно высыпал все содержимое на стол:

— Закуривай!

Мы потянулись к табаку. Зашуршала газетная бумага. Каждый сворачивал цигарку побольше, чуть ли не с настоящую козью ногу.

«Дед», никогда не расстававшийся со своей трубкой, взглянул на табак, встал, медленными, спокойными движениями начал ощупывать себя, потом уже беспокойно стал рыться в своей полевой сумке. Выражение лица его становилось все озабоченнее. Он заглянул под стол.

Все начали осматривать пол юрты.

— Что, деда, потерял?

Курашов машинально вынул изо рта потухшую трубку, плюнул с досадой и проговорил:

— Да вот трубку потерял! Покурить бы надо, а она куда-то запропастилась.

Кто-то усмехнулся:

— А что у тебя в руке?

Раздался дружный взрыв хохота. Засмеялся и сам «дед», а затем промолвил:

— Вот так штука! Никогда со мной этого не было. Разволновался, видно. Много воевал, но такое, как у вас в Сасыл-сысы, первый раз вижу. От такой картины не только трубку, а и голову потеряешь.

Ефиму Ивановичу Курашову не больше тридцати пяти лет. Он среднего роста, с темной бородой и с такими глазами, под взглядом которых нельзя лгать.

Красноармейцы прозвали его «дедом» за медлительность, основательность, простодушное обращение. Даже провинившегося бойца он урезонивал, не повышая голоса:

— Друг любезный, ты подрываешь авторитет Красной Армии, бросаешь пятно на весь отряд. Надо беречь честь нашу, красное знамя — оно залито нашей кровью.

И надо сказать, такая манера разговора с провинившимся всегда достигала цели. Красноармейцы любили «деда» и сами поддерживали в отряде высокую дисциплину.

Скоро раненых начали эвакуировать в Амгу. Солнце пошло на закат, когда в лесу, за озером, скрылась последняя повозка.

Уходили и мы. Отряд выстроился во дворе. Люди помрачнели, фигуры стали мешковато-сутулыми, заросшие бородатые лица сосредоточены. Мы прощались с погибшими товарищами, прощались с хотоном и юртой, волей судьбы ставшими крепостью Октября на глухом, далеком Советском Севере.

Кто-то запел «Вы жертвою пали в борьбе роковой», остальные подхватили хриплыми, простуженными голосами. Двести винтовок и четыре пулемета трижды разрядились залпами прощального салюта. Сухим раскатистым эхом отозвалась тайга, глухим рокотом ответили ей угрюмые великаны горы.

Таежный скиталец ветер колыхнул знамя. Все изрешеченное пулями, оно гордо реяло над бойцами, которые сдержали свою клятву во имя революции…

Отряд оставил Сасыл-сысы. Здесь, на этой Лисьей Поляне, было положено начало конца «наполеоновским замыслам» колчаковского генерала, полководца без армии.

Избавление Якутии от белобандитов стоило нам очень дорого. В осаде наш отряд потерял больше половины своего состава: девяносто шесть раненых были эвакуированы в Амгу, шестьдесят три убитых товарища приняла братская могила в Сасыл-сысы. И только сто двадцать три уцелевших бойца переходили озеро, втягивались в опушку леса, готовые, если потребуется, пойти в новый бой с врагами Советов и, не задумываясь, отдать за народное дело свои жизни.