Читать «В доме Шиллинга (дореволюционная орфография)» онлайн - страница 88

– Кто-жъ этому повѣритъ, мамзельхенъ! Конечно они не настоящіе, самое большее богемскіе, – сказалъ Робертъ. – Да еслибъ и такъ. Барыня говорила, что они потеряли все состояніе во время американской войны, можетъ быть, имъ и удалось спасти кое-что, но на долго ли? Когда мы не будемъ болѣе кормить всю компанию, – не могутъ же они вѣчно оставаться въ домѣ Шиллинга, – тогда придется спускать камень за камнемъ, – вѣдь надо же ѣсть!… Денегъ у нихъ нѣтъ – это вѣрно. Смотрите, теперь мы выдаемъ на все, и они будутъ жить на чужой счетъ, пока не вернется баронесса и не положитъ этому конца.

Но гнѣвъ слуги увеличился еще болѣе, когда на другой день привезли рояль, который донна де-Вальмазеда „притащила“ съ собой изъ Америки.

„Собака и рояль“ въ домѣ Шиллинга – двое осужденныхъ, не имѣвшихъ доступа въ домъ!

Съ нетерпѣніемъ ждали минуты, когда баронесса вернется и найдетъ у себя такой подарокъ – вотъ такъ славная будетъ штука.

He мало досады причиняли молчанье и скромность прибывшихъ слугъ. У негровъ, которые довольно хорошо говорили по-нѣмецки, пропадало кажется всякое пониманіе, когда заговаривали о положеніи ихъ господъ по ту сторону океана: они даже ни разу не отвѣтили „да“ или „нѣтъ“ на всѣ настойчивые вопросы, а горничная Минна, на жизнь и смерть преданная своей госпожѣ, также никогда не сообщала никакихъ свѣдѣній. Однажды только, на вопросъ о супругѣ донны де-Вальмазеда, она отвѣчала, что донна все равно что и не была замужемъ. Ея женихъ былъ тяжело раненъ въ битвѣ и за часъ до смерти обвѣнчанъ съ ней полковымъ священникомъ. Это сообщеніе сдѣлало молодую вдову интересной въ глазахъ мужского персонала, а добродушная мадемуазель Биркнеръ горько плакала о ея трагической судьбѣ; но и послѣ этого никто не осмѣливался приблизиться къ ней, – всѣ ея боялись и робко отступали, когда прекрасная женщина мимоходомъ обращала въ ихъ сторону взглядъ своихъ черныхъ бархатныхъ глазъ и холодно окидывала имъ присутствующихъ.

Она только разъ въ день выходила изъ своихъ комнатъ, чтобы пройтись по платановой аллеѣ, пересѣкавшей большой садъ; въ переднемъ саду она еще не была ни разу, а также никогда не приближалась къ мастерской. Иногда казалось, что ее какъ будто тянуло туда, гдѣ за широкой стеклянной стѣной зеленѣли знакомые листья, изъ-за которыхъ сверкали серебристыя струи фонтана, но она всегда возвращалась назадъ съ одного и того же мѣста, точно отсчитывала платановые стволы. И хозяинъ дома строго уважалъ невидимыя границы, за которыми уединялась дочь тропиковъ, питавшая такое отвращеніе ко всему нѣмецкому. Онъ избѣгалъ встрѣчъ съ ней, для него, казалось, началась заря новой жизни съ пріѣздомъ дѣтей въ его тихій пустынный домъ, – мольбертъ былъ покинутъ и краски высохли на палитрѣ.

– Еслибъ это видѣла барыня, – говорили между собой слуги, когда видѣли его идущимъ по саду съ маленькой Паулой на рукахъ. Дѣвочка запускала рученки въ его прекрасную курчавую бороду и нѣжно прикасалась бѣлокурой головкой къ его смуглому лицу; а онъ поднималъ ее высоко, чтобы показать ей птичьи гнѣздышки въ вѣтвяхъ кустарниковъ или бросалъ съ Іозе камни въ прудъ и вмѣстѣ съ радостнымъ дѣтскимъ крикомъ раздавался его веселый смѣхъ.