Читать «В горах Памира и Тянь-Шаня» онлайн - страница 7

В нашем кружке были свои нравы, свои традиции, свои особые законы. Например, в кружке был культ ходьбы. Считалось, что ходить нужно со скоростью шесть километров в час и делать по тридцать километров в день. Это нормально. И хотя большинство из нас в походах сильно уставали, не было случая, чтобы кто-нибудь отказался идти, не было случая остановки в пути, не было жалоб.

На переходах мы всегда пели. Считалось хорошим тоном ходить быстро, а петь громко, как бы трудна ни была дорога. В почете были песни героические, серьезные. Так мы почти ежедневно проходили большие расстояния, шли быстро и непрерывно пели. Шли и пели, шли и пели. Считалось также необходимым уметь хорошо плавать. Плавали целыми часами. Сплавать за несколько километров на остров посмотреть, вылупились ли из яиц утята или гагары, и вернуться, чтобы записать это в дневник, считалось обычным.

Товарищеская спайка, товарищеская поддержка и уверенность друг в друге были непререкаемым законом кружковцев. Я помню только одно нарушение этого правила. К нам пришел один мальчик, мы не знали его до этого. Его послали в наш отряд, километров за пятнадцать, отнести нам продукты. Отряд немного опоздал в условленное место, и новичок не пожелал нас ждать и ушел обратно. В результате наш отряд полтора дня работал голодный. Я помню разговор между ним и нашим отрядом, когда мы встретились. Новичок ушел в тот же день. Ушел совсем.

Хорошо и много мы работали по зоологии. Так, мы неоднократно отправлялись на «пробуждение птиц». Уходили ночью в лес, рассаживались и ждали рассвета. Вот высоко в кроне деревьев раздавался первый короткий звук флейты — это начинала зарянка. Зарянка начинала, а чуть позже раздавалось однообразное звучание пеночки-теньковки: «тень-тень-тень-тень». Эта пеночка повторяет одну музыкальную ноту весь день подряд. Чуть позже запевали мухоловки, синицы, черноголовые славки. Лес весной спит недолго и пробуждается до рассвета. Еще в темноте звучат первые песни, на рассвете они раздаются уже полнее и громче, а когда выходит солнце, лес уже гремит разноголосым хором. А затем птицы замолкают.

Сначала я вспомнил об этих походах на «пробуждение птиц» как об идиллическом счастье детства. Но потом вспомнилось и другое ощущение — ощущение страшно напряженного внимания. Необходимо услышать, узнать и правильно назвать запевшую птицу. И запомнить ее; спрашивать второй раз нельзя. Упаси бог при этом соврать! Перепутать камышовку-барсучка и камышовку-тростниковку — позор! Нет, это было не эстетическое, бездумное наслаждение, а тяжелая работа. Нас учили не удовольствию, а делу. Поэтому мы очень быстро выучились узнавать по голосам чуть ли не всех птиц, и удивительно, я до сих пор помню многих.

Широко велись в экспедициях занятия по наблюдению за гнездами. На озере мы сутками высиживали, пожираемые комарами, не отрывая глаз от бинокля, наведенного на гнездо чомги или какой-нибудь насекомоядной пеночки. Чомги строят свои гнезда из камыша, собирают его в кучу, и такая куча плавает на воде как плотик, а наверху ее лежат яйца. Но гагара-чомга доставляла нам мало хлопот, она кормила птенцов всего несколько раз в день. А вот пеночки умудрялись приносить корм птенцам по сто — двести раз в день, и в бинокль было хорошо видно, что́ именно они приносят. Но записать, сколько раз и чем они кормят птенцов, было трудно, делали они это чрезвычайно быстро.