Читать «В вокзальной суете» онлайн - страница 36

ПОСЛЕДНИЙ ЛИСТОК

Ветреной ночью стучат мне в окно голые ветки с листвой неопавшей. — Что тебя держит, листок запоздавший? И почему не упал ты давно? Не облетел золотым листопадом, в танце прощальном тихо кружась. — Мы задержались — значит, так надо, значит, подумал кто‑то о нас. — Скажи, почему ни осенняя буря, — ни снегопад, ни трескучий мороз — не унесут тебя? С ними поспоря, — ты остаешься, будто примерз. — Кто знает, кто знает промысел Божий? — Может, оставлен я на земле, чтобы тебе иль кому‑то похожему напоминать о содеянном зле. Напоминать, твою совесть тревожить, голыми ветками в окна стуча. Чтобы хоть так на земле не умножить зло, что вершится порой сгоряча.

24 января 1994 г.

Л. К. Золотая осень обещала бабьим летом сердце согревать. Отчего ж ты, осень, не сказала, что тепло то надо воровать? Отчего ты горечи полынной примешала в сладкое вино, и тревожным стуком ночью длинной понапрасну мне стучишь в окно? Ты — мое ворованное счастье. Никому тебя не показать. Счастье ты мое или несчастье — не могу сама никак понять.

24 апреля 1994 г.

РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА

Давным — давно в Италии, в Вероне огнем любви два сердца, два крыла вдруг вспыхнули. Потом в предсмертном стоне та птица рухнула… Любовь ее сожгла. Да, так бывает. Редко. Беспощаден ее огонь. В нем плавится металл. Смертельный риск такой любви громаден. Но кто из нас об этом не мечтал?

27 апреля 1994 г.

* * *

Поселилось во мне одиночество, когда я потеряла дитя. Тяжко жить. Плохо жить. Жить не хочется! Больше не назовет тебя ни одна душа на свете словом «мама». Чужие дети, а за ними чужие внуки, может, сядут ко мне на руки, лед растопят в моей душе… Но не весь. И тогда уже назовут по имени — отчеству. Как сиротство мое. Одиночество.

25 июня 1994 г.

Примечания

1

сушеные абрикосы или жердели — абрикосы — дички