Читать «В вокзальной суете» онлайн - страница 10

слезливая тоска, а нечто вечное. Стихотворение у меня без даты, но относится оно, скорее всего, к 1952 году. Я воображала, как его увозят куда‑то на север.

Ночь. Темно. Слегка вагон колышет, Огоньки за окнами блеснут. Наверху сосед спокойно дышит, а колеса в такт «Прощай!» поют. Слышишь?.. Слышишь, кажется, что слева или, может, где‑то впереди тихо — тихо песня полетела. Слышишь? Встань‑ка и к окну пойди. Ничего, что там темно и хмуро. Это наши милые поля. Видишь, хата белая мелькнула, балка с журавлем и тополя. Замелькали балки, перелески. Надо их прочувствовать уметь… Скоро ели будут и березки. Милый друг мой, как же тут не спеть? Спой‑ка ты, о чем душа подскажет, о дорожках — стежках по весне, о любимой, может быть, расскажет. Пой о темной ночи, о войне. Спой ты песню, и тоску развеет, сразу станет как‑то легче вдруг, на душе немного посветлеет. Вспоминай и пой, мой милый друг…

Возможно, костерок в саду съел большую половину школьного периода. Возможно, писем в конце его было значительно меньше. Многое ведь менялось в нашей судьбе. В 53–м он блестяще окончил школу и поступил в Ростовский университет на исторический факультет. Я с отличием, как и в предыдущие годы, окончила девятый класс. В сентябре он приезжал из Ростова, привозил мне цветы, большие такие веники, где цветы «смотрят» все в одну сторону. Ездил зайцем. Иногда пил одну кружку пива в вагоне — ресторане от Ростова до Сосыки (150 км).

Потом приезды и весточки стали все реже. До меня стали доходить тревожные сигналы — плохо себя ведет, пьет, дебоширит. Не хотелось верить, но информация была серьезной, и источник не вызывал сомнений.

А в это время… Ах, уж эта сакраментальная фраза! Позже я не один раз задавалась вопросом, что в моей жизни означает та встреча — простую случайность, несчастный случай, или же природа не терпит пустоты… возле меня? Так или иначе, но на районной отчетно — выборной комсомольской конференции, где мое присутствие в составе школьной делегации было вполне логичным, т. к. я ходила в комсомольских лидерах, я познакомилась с секретарем организации местной военной строительной части, что строила в те годы автодорогу Ростов — Краснодар. Мы оба поразили воображение друг друга с той только разницей, что я, как могла, пыталась это скрыть, а он нет. Он был красавец. Это бросалось в глаза сразу и очень затрудняло восприятие остальных характеристик этой личности. Высокий, стройный, по — кавказски тонкий в талии, пластичный и грациозный, как зверь из семейства кошачьих, лицо мраморно — белое, но белизна не болезненная, а какая‑то породистая. На ее фоне черные густые волосы, брови, длинные мохнатые ресницы и черные выразительные глаза выглядели особенно выигрышно. Глаза всегда блестящие, спокойно — созерцательные. Если у Анатолия в каждом глазу легко просматривалось по чертенку, то здесь определить что‑либо было невозможно. Какая‑то темная бездна, а возможно, и пустота… Очарование этой личности исчезало по меньшей мере на треть, едва он открывал рот. Это не сегодняшнее мое открытие. Так я думала и тогда. Просто по мере того, как я его узнавала, рассудок мой все больше и больше вопил и возмущался. Но это было потом, а вначале я даже слегка обалдела от первого впечатления. А он сразу же решил завести деловые связи, опираясь на мою комсомольскую сознательность. Вначале со мной, а потом с дирекцией школы договорился о выездных концертах самодеятельности в его воинской части. Не знаю, была ли у него такая необходимость, но в школе он появлялся несколько раз вполне официально, даже не повидав меня. Так что потом, когда он пришел к нам на вечер еще с двумя офицерами, это не вызвало ни удивления, ни нареканий. На