Читать «Бруклинские глупости» онлайн - страница 136

В половине одиннадцатого койку слева занял Родни Грант, тридцатидевятилетний кровельщик, который потерял сознание, поднимаясь по лестнице на крышу. Его напарник вызвал «Скорую», и вот этот чернокожий богатырь с лицом испуганного мальчика лежал передо мной в куцем халатике, едва прикрывавшем срамное место. После короткого разговора с врачом он повернулся ко мне и сказал, что ему позарез надо курнуть. Крепко ли ему достанется, если он сделает это в мужском туалете? Я ответил, что проверить это можно только опытным путем. Тогда он снял с груди датчик и поплелся в конец коридора, волоча за собой провода и трубочки. Через несколько минут он вернулся со словами: «Миссия выполнена». В два часа пополудни сестра приоткрыла зеленую занавеску и объявила, что его переводят в кардиологию. Здоровяк кровельщик, никогда не болевший ничем, кроме ветрянки и легкой формы сенной лихорадки, уставился на нее в изумлении.

– Это серьезно, мистер Грант, – сказала сестра. – Я знаю, что вы чувствуете себя уже лучше, но доктор хочет сделать кой-какие анализы.

Я пожелал ему удачи и снова остался в одиночестве. Я подумал об Омаре Хассиме-Али, которого тоже, возможно, перевели в кардиологию, но, глядя на пустую койку справа, я никак не мог отделаться от мысли, что он умер. Это было ни на чем не основанное предположение, но после того как Родни Грант отбыл в неизвестность, пустая койка стала для меня олицетворением мистических сил, которые стирают всякий след человека, еще недавно лежавшего на ней, и переносят его в царство тьмы и забвения. Пустая койка означала смерть, реальную или воображаемую, и когда я раздумывал над этим, меня вдруг пронзила одна простая мысль, настолько всепоглощающая, что жить мне с ней до конца дней моих.

Я – никто. Родни Грант – никто. Омар Хассим-Али – никто. Хавьер Родригес, семидесятивосьмилетний бывший плотник, занявший одну из свободных коек в четыре часа пополудни, – никто. Все мы однажды умрем, и когда нас закопают, только друзья и близкие заметят наше отсутствие. О нас не объявят по радио или по телевизору. «Нью-Йорк таймс» не напечатает некролога. Про нас не напишут книг. Этой чести удостаиваются только могущественные и знаменитые, люди редкого дара, а кому интересен простой обыватель, рабочая лошадка, каких на улице пруд пруди?