Читать «Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! (Роман-дилогия)» онлайн - страница 194

— Ну, здравствуй, змей разваренный, змей замороженный, змей высушенный,

а жало мудрости вырастивший!

Мелентий и Алтан Гэрэл крепко обнимаются, обессиленно и долго плачут.

В полдень умываются и вытираются одним полотенцем.

Алтан Гэрэл: Да не три так исхудалое лицо, будто стружку снимаешь!

Мелентий: Посмотрим, с кого стружки стругать московские!

Они улыбаются и, наконец-то, целуются.

Гаснет солнце на ясном небе— и стаи Жар-птиц загораются, горят, кружатся клином, озаряя мир волшебным парением.

Павлины распускают хвосты и зарываются головою в землю.

О как больно и сладко сжимается мое сердце в конце моей книги, когда описываю поцелуй убийцы, словно поцелуй века!

Мелентий целовал Алтан Гэрэл так жадно и странно, будто пил саму жизнь из ее сладких, полных губ, будто пил то волшебное яйцо орлицы!

АЛТАН ГЭРЭЛ

ЗАВЕЩАНИЕ ЗИМНИХ ЗМЕЙ

Стихопрозою

Подножный корм добывали мы оба, нам везло, В руках Мелеки ржавый нож застыл бескровно — Блеск его светилам вознесли — молнии на луч! Прозрела — и я замешена на крови той Алисы, Забредшей к нам из облезлых злых зеркал… О, как мерзкий свой язык мозолю, точу назло все зубы! Зудят занозы в замке зоба, вздувшемся, как зверь. Свихнулось солнце, спятила зима, Занепогодил всемирный гололед, Как будто землю клизмою прорвало, В агонии столкнулись и рвутся времена, Беснуясь, пламя лижет лед проказою И ядрами град расстреливает огонь. Чумазая заря едва ползет в мазуте Над священным Байкалом, мутным до глубин. В старину грязное белье стирать в Байкале запрещалось, Чтобы можно было пить и пить Аршан души, небесный дар природы. Кажется, и в Москве наступит полярная ночь И гибнут люди на лету неведомою смертью. Едва стою босою в ребристом сугробе до колен, Как дует бурей лютый космос-океан! Глазам не верю. О, зрение, сгинь само! Зачем же выползли змеи на грязный снег?! Взыгрался яд в азарте и взорвался в головах, Текут разливы мозга по извилинам хвоста? Извивы змей грознее молнии блистают, Ползают черные змеи по исслеженным сугробам, Узоры чудные зияют проказою зловещей — Чумазая заря съежилась от алых ран! Искры зла слезами точат нам глаза. — О, твари мудрые, куда ползете? — Искупались вдоволь под зимними дождями, Ползем мы на плаху из земного ада, Что сотворили вы — люди — гении-палачи! Воззвание зимних змей на плахе изо льда И страшное зачатие облезлых и безумных Вызвал звездопад, неведомый земле. У мангустов полезных, у затравленных зверей Зубы злые выпали навеки, И дохнут бедные с голоду, визжа и воя. Гены змеиного яда, чиркнув, вьются И тают в кудели ползущих лиловых туманов, Пронзая глаза обжорам-телезрителям, Люди слепнут и глохнут от инкубаторных истин, А меня угнетают власти свинарников Пожизненной казнью языка топором иль пилою на плахе. Молот и серп я вижу в крови, в крови наковальню, Меня угнетает все человечество!.. А как нам выжить, изгоям черной кости? Мелентий, брось казанок! Гибло дело… Пусть не дрогнет сердце львицы, Да не вылезут глаза из глазниц! Будем пить змей живьем, как родник, Последний кубок разума поднимем, мой друг! Я пью змей клубок, кубок яда! В ознобе звезды меркнут и сыпятся из глаз… Пронзает насквозь какой-то зуб железный, Стреляет иглами, ломаясь в миллион. Огнем-зубами скребут змеи изнутри, Вот-вот изорвут мне чрево на куски! Так я — босая беременна навеки, А родов нет лет до сорока семи… Но как твердеют пятки на ходу, дико подрастаю — Из железных мозолей моих Вырастают золотые копыта! Зажигаем свечу мы из слез — Завещание великомучеников-змей. В високосный век всемирного уродства Я высшим бескорыстием дышала и жила, Служила людям сутью всей свободы. Неужели все — герои, люди-боги-звери — Погибнем, в жестоких муках корчась, От избытка глупой пыли роковой?! Но больше всех жаль мне снежного человека, Брата, бредущего в высях босиком…