Читать «Бом-бом» онлайн - страница 27

Павел Крусанов

- Что-то в этом есть, - согласился Норушкин. - Про незыблемые ценности хорошо сказал.

- Списать слова? - обрадовался Вова.

Андрей расплатился за стакан минеральной и стопку хлебного. Подумал и заказал кофе. И ещё стопку.

- Может, закусишь чем? - спросил Тараканов.

- Закуска градус крадёт.

- Хлеб живит, а вино крепит, - не согласился Вова.

Среда/обстановка была приятной. Её слагали тьмы мелких деталек. Зачем их описывать? Достаточно сказать, что они были хороши.

- Не пиши никаких слов, - сказал Норушкин. - Позволяй своим бредням улетать в небеса безвозвратно.

- Это почему?

- Начни ты их записывать - ненароком станешь писателем, а писателя, в отличие от прочих смертных, черви едят дважды - сначала могильные, а потом библиотечные.

- Раз ты такой транжир, запусти что-нибудь в небеса сам.

Посетителей в "Либерии" покуда было мало: в углу за столиком сидели две девицы, пили "Букет Молдавии" и смеялись с привизгом чему-то своему, девичьему, да под окном, распустив из-под вязаного чепца лапшу/дрэды, тянул пиво и лущил фисташки растаман, похожий на чучело собаки пули из Зоологического музея.

Андрей предложил Вове присесть за пустой столик, где закурил и, в два приёма опорожнив стопку, вкратце рассказал историю Александра и Елизаветы. Благо Тараканова не отвлекали.

История произвела впечатление.

А могла бы и не произвести, потому что знамения, как известно, имеют место только в глазах смотрящего. Так или иначе, но следующую стопку Тараканов предложил Андрею уже за счёт заведения.

Растаман допил пиво и ушёл. К девицам присоединился богемного вида парень в кожаных байкерских штанах с наколенниками и пустыми карманами - у Вовы он попросил только чистый бокал, явно рассчитывая на халявный "Букет Молдавии".

- Я вот, Андрюша, про сына их, про Григория, не понял, - признался Тараканов. - Ну, ты сказал, что с ним - история известная. Что за история?

- Ты, Вова, Лермонтова читал? "Герой нашего времени"?

- Стебёшься?

- Нет, Вова, не стебусь. Я, Вова, серьёзно, я правду говорю. И даже не просто правду, а так, как было на самом деле. Печорин Григорий Александрович - это Норушкин и есть. Дневники его к Лермонтову попали, и тот только фамилии поменял. А в остальном - всё как есть. Даже денщика Митьку оставил. Умолчал только, что пока Норушкин по Персии странствовал, в Петербурге его жена ждала с карапузом. А может, и не знал этого. Лермонтов то есть...

"Сказать то, что я сказал, - подумал Андрей, - всё равно что в метро прицепить к поезду лишний вагон, которому так и так некуда открываться".

6

В кафе пришли музыканты с инструментами, а следом - стайка волосатых, увешанных фенечками ценителей, среди которых был всё тот же растаман. (Время от времени в "Либерии" за смешные деньги играли молодые музыканты обкатывали на публике номера, наживали сценический опыт.)