Читать «Болезнь неведения (Введение в психофизиологию неврозов)» онлайн - страница 23

Павел Васильевич Симонов

Опыт наглядно показывает, как возбуждение глубоко расположенных нервных центров, связанных с одной из фундаментальных потребностей, побуждает животное навязчиво воспроизводить индивидуально приобретенный навык — сложную форму приспособительного поведения.

Еще большей инертностью обладают условные рефлексы, связанные с оборонительной деятельностью. Собаку обучают выключать болезненный электрический ток подъемом лапы в ответ на сигнал, предупреждающий о включении тока. Теперь собака может вообще не получать болевых раздражений, тем не менее она будет поднимать лапу каждый раз, когда появляется условный сигнал. Условные рефлексы подобного типа сохраняются чрезвычайно долго: ведь, избавляя себя от боли, собака «не знает», подавали мы напряжение в электрическую цепь или нет.

Польский ученый С. Солтысик сравнил эти условные рефлексы с навязчивыми действиями больных, страдающих неврозом. Когда больной считает шаги, совершает строго определенные ритуальные действия, особым образом выходит из дома и т. д., он делает это потому, что находится во власти ощущения какой-то неведомой, грозящей ему беды, которая будто бы обязательно постигнет человека, если он не совершит всех необходимых ритуалов. С больным, разумеется, ничего не происходит, и это благополучие только сильнее закрепляет навязчивые действия, подтвердив их мнимую охранительную роль.

Нарушение нормальной деятельности центральной нервной системы при неврозах осложняется возникновением «порочных» замкнутых кругов, когда высшие мозговые механизмы и подкорковые эмоциональные центры начинают взаимно усиливать друг друга.

Впечатлительного человека поразило какое-то отталки- вающее зрелище или нелепая мысль, или неприятное, пугающе незнакомое ощущение где-то внутри организма. Возбуждение соответствующих эмоциональных центров отвращения, испуга, тревоги оказало влияние на высшие мозговые структуры, сообщив этому образу или этой мысли особую силу, яркость и устойчивость. Неприятная мысль «застряла» в мозгу. Но теперь человека пугает и отталкивает уже не сам отвратительный образ, не сама нелепая мысль, а тот факт, что он не может от них избавиться. Он не знает, как преодолеть навязчивый образ, а ведь н е з н а н и е с р е д с т в д о с т и ж е н и я ц е л и п р е д с т а в л я е т с а м ы й с и л ь н ы й в о з б у д и т е л ь э м о ц и й . Растет тревога и делает навязчивую мысль еще неотвязнее, еще неодолимее.

Человек приходит в смятение. Он не может смотреть кинофильм, он не в состоянии читать книгу — все вытес-

няет нелепая, отвратительная мысль. Человек опасается за свой рассудок, он начинает думать о своей неполноценности, он близок к отчаянию.

Самое главное, что он действительно не в состоянии помочь себе прямым волевым приказом. Чем большие усилия прилагает больной, чем решительнее дает себе слово «не думать о глупостях», тем победоноснее появляется в мозгу проклятая мысль. Ее разрушительная власть зиждется на н е з н а н и и человеком законов своей высшей нервной деятельности. Забегая вперед, скажем, что в приведенном нами случае человек должен был делать нечто, прямо противоположное тому, к чему он безуспешно стремился, т. е. не пугаться нелепой мысли, не гнать ее от себя, а намеренно разобрать, проанализировать механизм возникновения этой мысли с тем, чтобы она надоела, потускнела и уступила место реальным, куда более значительным интересам.