Читать «Боги грядущего (Благую весть принес я вам, Узнай врага)» онлайн - страница 17
Вадим Вадимович Волобуев
И сразу вспомнились Головне слова Жара-Костореза, брошенные при возвращении:
— Отец Огневик не обрадуется, ой не обрадуется! Через вас — скверна… Недаром Пламяслав ушел… ой недаром!
И Огонек тоже подскакивал к Головне, мокро шептал на ухо:
— Ты — жалкий вонючий это… собачий потрох. Твоя душа теперь так же погана, как твой язык. Хуже тебя только это… колдун! Слышишь меня?
Так и ехали, препираясь без остановки. А когда прибыли, Светозар с Огоньком первым делом побежали к Отцу Огневику — ябедничать на вождя.
Большой-И-Старый лежал связанный в санях — неукротимый, грозный зверь. Головой — к спинке, рога примотаны сушеными жилами к перекладинам, а задом — к вознице. Под пегим шариком хвоста приторочен мешочек из евражьего меха — весь в замерзших испражнениях. Собаки повизгивали, виляя хвостами — радовались возвращению. Лошади, груженые тюками, тревожно поводили ушами и косились на загонщиков, будто спрашивали: за что ж на вас так Отец взъелся?
Не такой встречи ждали загонщики, совсем не такой. Отец же гремел и неистовствовал, что твой Огонь:
— Помни, помни, вождь, худо тебе придется, если не отмоешься от скверны. Подонком и мерзостью станешь ты пред Господом.
— Я чту заветы Огня, Отче.
В сердцах плюнул Отец Огневик и побрел прочь, а понурые загонщики начали снимать тюки с кобыл. Собратья, сбежавшиеся встречать родичей, молча взирали на них, боясь приближаться. Даже Ярка, жена Светозара, не смела подойти к мужу. Скверное получилось возвращение, что и говорить. Вместо почета и славы — оскорбления и страх, вместо радости — печаль.
— Головня, Сполох, отведите лошадей, — распоряжался вождь. — А ты, Огонек, вези Большого-И-Старого в загон.
Общинники тихо расступились перед загонщиками, глядя на них со смесью ужаса и растерянности. Речь Отца, мертвое место, уход Пламяслава, колдун… Все это было слишком страшно, чтобы быть правдой.
Стойбище раскинулось на ровной возвышенности, зажатое меж речной низиной и пологим холмом, который до самой верхушки зарос чахлой, в наростах, лиственницей, сосной и елью. Кое-где меж заснеженных стволов проглядывали хилые березки и рябины, утонувшие в зарослях можжевельника, боярки и шиповника. На возвышенности, полукругом, уперев концы в края склона, выстроились сосновые избы с хлевами, до самых крыш обмазанные глиной и навозом. Вокруг каждой избы протянулся земляной вал. В окнах тускло мерцали грязно-серые льдины. У коновязей переминались печальные тощие кони. Скирды сена, еще недавно стоявшие плотными рядами вокруг становища, теперь изрядно поредели, исхудали и сделались похожими на полуразвалившиеся срубы.
По ту сторону скованной льдом реки бродили коровы: их охраняли мальчишки с деревянными колотушками. А еще дальше над занесенным снегом хвойным бором тут и там торчали голые верхушки сопок. Летом они слегка желтели от ягеля, но зимой неизменно окрашивались пепельной серостью, растворяясь в окружении столь же серого неба. Под ними, в пойме реки угадывались переплетения ракитника и ивы. Общинники называли эти заросли Ледовой паутиной.