Читать «Блек. Маркиза д"Эскоман» онлайн - страница 5

И все это с таким смиренным, таким жалостным видом, что шевалье почувствовал себя взволнованным до глубины души и лоб его разгладился; затем, порывшись в том самом кармане, куда спаниель пытался просунуть свою заостренную мордочку, он вытащил оттуда один из тех кусочков сахара, что возбудили алчность воришки.

Собака приняла его со всей мыслимой деликатностью; видя, как она открыла пасть, ловя эту лакомую милостыню, никто никогда не мог бы и подумать, что какая-нибудь гнусная мысль, мысль о краже, могла прийти в эту честную голову; возможно, сторонний наблюдатель мог бы пожелать, чтобы физиономия спаниеля выражала бы чуть большие признательности, в то время как сахар хрустел на белых зубах животного; но чревоугодие, которое является одним из семи смертных грехов, было одним их тех пороков, к которым шевалье относился весьма снисходительно, рассматривая его как одну из тех слабостей, что скрашивают человеческое существование. И потому, вместо того чтобы обидеться на животное за то, что на его физиономии было написано скорее чувство довольства, нежели признательности, шевалье с подлинным, почти завистливым восхищением следил за проявлениями гастрономического наслаждения, которое демонстрировало ему животное.

Впрочем, спаниель решительно был из породы попрошаек!

Едва свалившаяся на него подачка была уничтожена, животное, казалось, вспоминало о ней лишь для того, чтобы выпросить еще одну, что оно и делало, сладко облизываясь и принимая вновь то же самое умоляющее выражение и тот же самый покорный и ласковый вид, выгоду которых оно уже успело оценить, не помышляя о том, что, почти как все попрошайки, из вызывающего участие и сострадание становится назойливым просителем; но, вместо того чтобы рассердиться на него за его навязчивость, шевалье, напротив, поощрял его дурные наклонности, щедро одаривая кусочками сахара, и остановился лишь тогда, когда его карман опустел.

Наступил момент расплаты за сострадание. Шевалье де ла Гравери относился к его приближению с некоторой опаской; в благодеяниях, какими мы одариваем собаку, всегда присутствует некий оттенок самодовольства и даже эгоизма: нам нравится думать, будто вся их ценность заключена лишь в том, из чьих рук они исходят, и шевалье так часто видел разного рода должников, льстецов и прихвостней, отворачивавшихся от своего благодетеля при виде опустевшей кормушки, что, получив некоторое удовлетворение, о чем мы уже упоминали, он не осмеливался особо надеяться на то, что простой представитель собачьего племени не последует традициям и примерам, на протяжении череды веков подаваемым его собратьям сынами Адама.

Как бы ни должен был научить шевалье де ла Гравери его долгий жизненный путь философски относиться к подобного рода проблемам, ему трудно было бы вновь испытать, к тому же на своем горьком опыте, обыкновенную неблагодарность; так что он желал всего лишь спасти свое случайное знакомство от этого тяжелого испытания, а себя самого избавить от тех унижений, какие оно могло бы повлечь за собой; вот почему, после того как он в последний раз исследовал глубину кармана своего редингота и окончательно удостоверился, что продлить эти приятные отношения на величину хотя бы одного кусочка сахара у него нет никакой возможности, после того как на глазах спаниеля он вывернул свой карман, чтобы дать ему доказательство своей искренности и доброй воли, — он дружески приласкал животное, прощаясь с ним и одновременно подбадривая его; затем, поднявшись, он возобновил свою прогулку, не осмеливаясь оглянуться и посмотреть назад.