Читать «Бесконечная шутка (= Infinite jest | отрывок, перевод не завершён)» онлайн - страница 55

Это буквально грезы наяву, хворая, неполная фуга, из которой пробуждаешься с каким-то даже психическим лязгом, пытаешься сесть прямо, точно зная, что в комнате общежития рядом с тобой есть кто-то непрошенный. Изможденно откидываешься на мокрое пятно подушки, таращишься на тягучие складки турецкого ковра, присуперклеенного Пемулисом и Шахтом к углам потолка, который волнуется, свисая, и его складки напоминают ландшафт, какие-то долины с тенями. 

Я прихожу к выводу, что ощущение самых худших кошмаров - ощущение, которое можно почувствовать как во сне, так и наяву - идентично самой форме этих худших кошмаров: внезапное внутресонное осознание, что сами суть и центр кошмара всегда были с тобой, даже наяву: просто ты их... не замечал; и потом - тот ужасающий промежуток между осознанием, что ты их не замечал, и тем, как оборачиваешься посмотреть, что же такое было рядом с тобой, все это время. ...Твой первый кошмар вдали от дома и родителей, твоя первая ночь в академии - и уже тогда оно было с тобой: сон такой: ты просыпаешься от глубокого сна, вдруг вскакиваешь в поту и панике и ошеломленный внезапным чувством, что рядом с тобой, в этой самой темной незнакомой комнате общежития, находится квинтэссенция абсолютного зла, суть и центр зла прямо здесь, в этой комнате, прямо сейчас. И оно пришло только за тобой. Больше никто из мальчиков не проснулся; койка над тобой провисает тупо, неподвижно; никто не пошевелится; никто в комнате не чувствует присутствие чего-то максимально злого; никто не ворочается и не вскакивает весь в поту; больше никто не вскрикивает, - что бы это ни было, оно не за ними. Фонарик, на который мама приклеила кусочек изоленты с твоим именем и уложила в чемодан специально для тебя, скользит по комнате общежития: подвесной потолок, серый полосатый матрас и продавленная сетка пружин над тобой, две других двухъярусных кровати такого матово-серого цвета, что не отражает свет, кучи книг, компакт-дисков, кассет и теннисной экипировки; твой диск белого света колеблется, как луна на воде, играя по неотличимым друг от друга бюро, нишам чулана и двери в комнату, выпуклым обломам косяка; конус света плывет по мебели, кучам-малам теней спящих мальчиков на табачно-белых стенах, двум овалам половичков на паркете, черным очертаниям пояска плинтуса, щелям жалюзи, сквозь которые просачивается фиолетовый не-свет снежной ночи с тонким серпиком луны; фонарик с твоим именем материнским косым почерком играет по каждому сантиметру этих стен, реостатов, CD, ИнтерЛейс-постеру Тауни Кондо, телефонной консоли, настольным ТП, лицу в полу, плакатам с теннисистами, луково-желтым абажурам настольных ламп, потолочным узорам дырочек, сетке пружин верхней кровати, нише туалета и двери, мальчикам в одеялах, уже различимой черной трещине на востоке потолка, кленовому пояску на шве между потолком, южной и северной стене нет какое еще лицо в полу фонарик ничего не высветил но ведь нет нет ни за что ты не видел узкие как у кошки и раскосые зрачки брови в виде V и жуткую зубастую улыбку что щерилась все время пока ты светил по углам ой мамочка лицо в полу мамочка ох и луч фонарика рвано втыкается назад промазывает исправляется центрируется на том что ты чувствовал и видел, но не увидел, вот только что, когда осторожно водил фонарем и искал, а лицо в полу было все это время, и его не ощущали другие и не видел ты, пока вдруг не осознал, как до этого чувствовал, что ему здесь не место и что это зло: Зло.