Читать «Из записок сибирского охотника. Часть первая.» онлайн - страница 5

Александр Александрович Черкасов

— Ну его к черту, лупоглазого; за что его бить, — сказал я и, бросив суком, прогнал филина.

Привязав лошадей на выстойку и собрав все необходимые пожитки, мы взобрались на яр и пришли к ночлегу. Так как солнце давно уже село и стало смеркаться, я велел Алексею заколоть копалуху и рубить скорее дрова, чтоб не затемнеть без огня. Но Алексей, видимо, медлил, топтался на месте и не колол копалуху.

— Что же ты думаешь еще? Коли скорее да руби; видишь — темнеть начинает, — сказал я.

— Нет, барин, не станем ее колоть, а лучше отпустим, пусть летит. Это не наша добыча, а притча какая-то, — картавил Алеха.

— Полно ты вздор молоть, какая еще притча; коли, да и станем варить похлебку, вот вся и штука, — уже волнуясь, проговорил я.

— Правду, притча, — упорствовал Алексей, — лучше отпустим. Мне что, одна голова и помру, так не беда. А ведь она залетела под твои сани-то, тебе нехорошо будет. Я про это много слыхал и на людях видел. Правду, лучше отпустим. Худая это примета у нашего брата. Вот вы, господа, ничему эвтому не верите; все у вас вздор да пустяки, а вот стань примечать, так и сам увидишь, что Костин правду сказывает. Все едино — что пристройку к дому сделать, что ворота новые поставить, что избу на проезжем месте срубить, что…

— Ну будет, будет тебе, довольно! Закаркал, как старая баба, всякой брехне веришь, а еще умным мужиком считаешься. Стыдно тебе, Алеха! — сдерживаясь, убеждал я товарища.

Дрова были нарублены, и копалуха давно уже варилась в котелке, а мы сидели у огонька, покуривали трубочки и с нетерпением ждали похлебки. Наконец поспела и она, мы выпили по рюмке водки и закусили вплотную. Но было уже поздно; ночь была хоть и морозная, но тихая, и звезды как-то особенно ярко горели и точно заглядывали на нас сквозь хвою близстоящих сосен и громадных лиственниц. Мы сходили на речку, прорубили прорубь и поставили лошадей к корму. Все это делалось обыденным порядком, но треволнения дня нас, видимо, беспокоили, что-то точно ерошило за плечами и, чувствуя эту ненормальность, мы как бы скрывали друг от друга это тяжелое состояние. Однако ж, придя к ночлегу, мы практично устроились и улеглись спать. Но — увы! — сон нас оставил, и мы только насильственно шипели, стараясь уснуть. Наконец я не выдержал, вылез из-под теплого одеяла, закурил трубку и уселся к огоньку.

Смотрю — вылез и Алеха из-под своей шубы, набил тютюнком носогрейку и подсел ко мне. Долго, долго, далеко за полночь протолковали мы около огня и переговорили, кажется, все, что было за пазухой. Не забуду я этой беседы. Вот где сказывался простой человек, видавший всевозможные виды и перенесший столько горя и превратностей судьбы. Частенько у Алексея навертывались слезы, но он таил их и только выдавал себя в это время тем, что неожиданно смолкал или говорил как-то порывисто, в нос, колупая и раздувая давно погасшую трубку. Жалею, что не место говорить об этой беседе, а много в ней интересного и поучительного. Ну, когда-нибудь, до другого раза.