Читать «Белый колдун (Рассказ)» онлайн - страница 4
Николай Никандрович Никандров
Жена Гаврила Силантича вмиг появилась с полным ведром. Отвернув от страха лицо в сторону, она поливала водой измочаленную Надькину руку.
— Воды! — в один голос советовали все сбежавшиеся на несчастие. — Воды!.. Как можно больше воды!.. Первое дело воды!.. Вода, она оттягивает всякую боль, какую ни возьми!.. Лейте, — не жалейте, этого мало, и этого мало, тащи, Силантич, еще ведерко!..
Потом забегали с чистенькими лоскутьями, с тряпками…
Замотали Надькину руку, подвязали платком к груди…
Устя не переставала причитать на всю деревню и тогда, когда вела ее за здоровую руку домой. Она торопилась, по совету баб, поскорее запрячь лошадь и свезти девчонку в сельскую больницу.
Ужасом стояло в ее мозгу: «Что скажут теперь люди?!» Скажут: «Сама болтала с бабами о пустяках, а маленькую сестренку поставила, заместо себя, на опасную работу при машине»…
Когда подходили к дому, резанула мозг еще одна жуткая мысль: «А как будет Надька теперь работать?!»
И Устя заголосила еще убитее, еще безнадежнее.
Надьке опять сделалось жаль сестру. И она опять сказала:
— Чего ты кричишь? Мне не больно.
II
Сельский приемный покой, в отдельном деревянном флигельке, в углу большого квадратного больничного двора, с протянутыми вдоль и поперек веревками для сушки белья.
Ворота раскрыты настежь… В них в нерешительности застряло, не зная куда идти, туда или сюда, большое стадо кур…
Подвода проехала сквозь стадо кур, под веревками, через весь двор, прямо к деревянному флигельку.
Надьку ссадили и повели на крыльцо.
Когда раскрыли тугую, на блоке, дверь, в лицо густо пахнуло теплом и запахом едких лекарств. Это и успокаивало, говорило о том, что попали в падежное место, туда, где спасают; это же и волновало, пугало, напоминало рассказы о тяжелых болезнях, страшных мучениях, катастрофических смертях…
И доктор, и фельдшер были в белых халатах.
Посадили они Надьку на простую сосновую лавку, некрашенную, но сильно блестевшую, отшлифованную штанами и юбками приходящих.
Устя стояла тут же. Она все не могла успокоиться, все горевала, все вздыхала голосом, точно внезапно икала.
Надькину руку развязал и тряпки бросил в таз на полу фельдшер Иван Максимыч, пожилой человек весь в морщинках, насквозь пропахший табаком, в очках, с широкими, круглыми ноздрями.
Он был хороший человек, Надька его знала.
Кровь закапала с ее руки на пол, и Иван Максимыч придвинул ногой таз, в середине которого возвышалась гора Надькиных окровавленных тряпок.
Надька, несмотря на весь страх, все-таки краешком глаза взглянула на свою руку. Но никакой руки она не увидела. Вместо руки темнел кусок кровенящегося мяса и на нем в нескольких местах белели вывороченные ногти.
Доктор сел на стул, подъехал на нем вплотную к Надьке, взял ее раненую руку пониже локтя, поднял кистью вверх, осторожно поворачивал перед собой, рассматривал, искал, где начала, где концы.
— Так… — проговорил он раздумчиво и все смотрел на Надькину руку, все смотрел. — Так…
Появление на приеме Надьки с искромсанной рукой нисколько не изменило настроения ни доктора, ни фельдшера. Оба они были так же спокойно-деловиты, как и до ее приезда. Словно ничего плохого ни с кем не случилось, и протекала самая обыкновенная, самая нормальная, будничная жизнь.