Читать «Безмужняя» онлайн - страница 177

Однажды реб Довид вернулся с утренней молитвы лишь после полудня, положил на стол деньги и произнес:

— Это мое жалованье от ваада. Реб Лейви Гурвиц отказался от должности.

По жесту, которым он бросил деньги на стол и тут же отдернул руку, раввинша поняла, как он угнетен тем, что не может последовать примеру реб Лейви и тоже отказаться от должности. Она стиснула зубы, чтобы не спросить, отчего реб Лейви отказался от места.

Реб Довид узнал в вааде о том, что законоучители спорили с реб Лейви, уговаривая его не уходить. Однако в тот же день убиравшая у реб Лейви женщина прибежала к реб Ошер-Аншлу сказать, что его зять упал с криком: «Держите ее, держите ее!» Ему почудилось, что дочь его, которая, как известно, находится в больнице, выбежала нагишом из своей комнаты. Реб Ошер-Аншл и его домочадцы пригласили к реб Лейви врачей, и семья решила: поскольку его одолевают такие болезненные видения, то для его здоровья действительно будет лучше, если он откажется от должности и не будет больше жить в своей квартире.

Реб Довид бродил по комнате и бормотал себе под нос: «Реб Лейви не хочет признать, что строгостью своей ничего не достиг. А так как он и впрямь не желает руководствоваться чувством жалости, он отказался от должности. К тому же он уговорил себя, что я похваляюсь перед ним тем, что перенес гонения, и хочет доказать мне, что тоже может переносить страдания и унижения».

— Не думай, что я последую примеру реб Лейви, я не откажусь от должности, — роняет реб Довид, обращаясь к жене.

— Почему бы тебе не отказаться? Откажись, — смеется раввинша Эйдл и со стоном отворачивается, давая понять, что даже молчаливую войну с ним вести не стоит.

Короткий ответ Эйдл и ее горький смех обезоруживают реб Довида. Он смотрит в сторону кровати и не осмеливается подойти, боится, что она его оттолкнет. Реб Довид ходит по комнате, читает предвечернюю молитву и лишь потом подходит к кровати и спрашивает, не принести ли ей поесть. Эйдл лежит, прижавшись лбом к стене, и не отвечает. Он снова ходит по комнате, порывисто, озабоченно, беспокойно, и вдруг разражается рыданиями. Обратив лицо к потолку, спрятав руки в рукава, он изливает в рыданиях свою боль, которая так долго давила и сжимала его сердце.

— Теперь я знаменит. Мне платят жалованье как городскому законоучителю. Со мной считаются, все чувствуют себя виноватыми передо мной. Но на самом деле виноват я. Я не предполагал, как много несчастий обрушу на голову обездоленной женщины, разрешив ей снова выйти замуж. Она должна была лишить себя жизни, чтобы город принял мою сторону. Я возвысился, стал важным человеком благодаря ей. Я вырос на ее могиле.

— А мне все это мало стоило? — прерывает его с горечью и плачем раввинша. — Это стоило мне жизни моего Мотеле. Ты говоришь, агуна ради тебя покончила с собой? Да ведь ты еще раньше лишил себя жизни из-за нее! Но ради чего я-то должна была похоронить своего ребенка? Тебе жаль агуну. А жену и единственного сына, который у тебя остался, тебе не жаль? Смотри, как бы тебе не пришлось сокрушаться из-за жены и сына так же, как сейчас ты сокрушаешься из-за агуны!