Читать «Безмужняя» онлайн - страница 176

Хаим Граде

— Со мной ничего. — Реб Лейви с остекленелым взглядом падает обратно в кресло. — Ничего, ничего, — хочет он успокоить себя и разражается громким, горячим и горьким плачем. — Человек, у которого такая нечестивая дочь, что хочет бегать по улицам нагишом, такой человек не имеет права быть раввином. Я отказываюсь от своей должности, отказываюсь!

После семидневного траура

Всю неделю траура у полоцкого даяна в доме собирался миньян, и соседи по Заречью, приходившие помолиться, торопились радовать его добрыми вестями. Он уже знал, что введен в состав ваада с полным окладом, и прихожане пытались даже выведать у него, останется ли он жить в Заречье или переедет в центр города.

Реб Довид мрачно выслушивал все это и ничего не отвечал.

Днем, когда комната не была занята миньяном, заходили женщины. Раввинша принимала их лежа, одетая, но соседки знали о ее плохом здоровье и не обижались. Они приносили множество пакетов, садились возле раввинши и утешали ее. Она тихо стонала и еще тише благодарила за приношения. Реб Довид с отсутствующим видом сидел в это время на низенькой скамеечке в углу и глядел в маленький томик Талмуда. Но он ни разу не перевернул ни одной страницы и даже, видно, ни строчки не прочитал. Его угрюмое молчание гнало женщин из дома, но и после их ухода он продолжал сидеть в оцепенении, не произнося ни слова.

На исходе недели он неожиданно прервал разговор собравшихся у него прихожан и спросил о злосчастном реб Калмане Мейтесе. Они поспешили ответить, что Калман Мейтес проводит дни траура в квартире покойной жены, где каждый день собирается большой миньян. Он останется там жить, так как сестры агуны не претендуют на наследство. В заработках он нуждаться не будет, домохозяева уже приглашают его красить свои дома. Кто-то из прихожан, чтобы еще больше порадовать раввина, сообщил, что староста Цалье уже не будет больше хозяйничать в синагоге. Он все еще отлеживается после побоев, полученных им, когда его вышвырнули из синагоги, и уж пятая жена, видно, его похоронит. Окружающие стали делать знаки болтуну, чтобы он замолчал: если раввин бежал спасать своего злейшего врага, его может огорчить и то, что побили старого злодея Цалье. Однако реб Довид продолжал сидеть, насупив брови, и ничего не сказал.

Когда прихожане ушли, раввинша хотела было заметить мужу, что он опять накличет на себя несчастья. Эйдл готова была забыть, что ее муж убежал с похорон собственного ребенка, чтобы спасти реб Лейви, потому что этот поступок возвысил его в глазах всей общины. Но если он будет так неприязненно относиться к прихожанам, то они перестанут им интересоваться, а недруги снова воспрянут, — так она хотела сказать, но не произнесла ни слова. Она ощущала его отчужденность, видела, что он стал раздражительным, нетерпеливым, будто вся жизнь ему опостылела.

После дней траура реб Довид стал ходить в синагогу утром и вечером. Возвращался он поздно ночью, окутанный темнотой, словно таща на плечах своих все тени из пустой ночной синагоги. Его даже не огорчало, что Иоселе все еще не ходит в хедер, откуда меламед когда-то его выгнал. Раввинша вела с мужем безмолвную войну. Она молчала и тогда, когда кончились припасы, принесенные соседками. Ею овладело злобное желание увидеть, что же собирается делать ее муж.