Читать «Безмужняя» онлайн - страница 136

— Да ты — огонь! Играть с тобой все равно что с огнем, — быстро и ловко выскальзывает она из его рук.

Мориц оторопело застывает и мгновение, точно в тумане, ничего не видит вокруг себя. Такой женщины у него еще не было. И у нее наверняка не было настоящего мужчины. Если бы она так не изголодалась, она не целовалась бы так дико, так безумно.

— Ты не носишь корсета, а фигурка у тебя как у девушки, — бормочет он, сопя, — тебе сейчас, должно быть, сорок два, но ты не рожала и оттого не изношена.

— Не напоминай о моем возрасте! — дуется она, кокетничая. — Выпьешь водки?

— Обмыть нашу дружбу? — садится он за стол, но тут же вскакивает. — Нет, я больше не пью. Ты же знаешь, что я бросил пить и не даю пить своему другу, мужу твоей Голды.

— Со мной можешь, — придвигает она к Морицу закуски, селедку, колбасу и принимается штопором извлекать пробку из бутылки.

— Если ты хотела выпить со мною водки, могла бы сказать, я пригласил бы тебя в лучший ресторан Вильны. — Он берет из рук ее бутылку, хлопает ладонью по дну, и пробка с треском вылетает. Он наливает полную рюмку для Мэрл и три четверти стакана для себя. Как бывалый выпивоха, он не сразу опрокидывает стакан, а держит его с минуту в руке и рассказывает, как кельнеры выстраивались перед ним, когда он, бывало, заходил в ресторан. Но с тех пор, как он дал обет не пить и довольствоваться домашними обедами, в ресторанах наступил Тишебов.

— Лехаим, будем здоровы! — И водка медленно, с бульканьем, вливается в его раскрытый рот.

Мэрл выпивает рюмку сразу, водка обжигает ее горло и ударяет в голову: полтора десятка лет она была сама себе нянькой, берегла свою чистоту для Мойшки-Цирюльника! Она разражается хохотом.

— Ты чего смеешься? — спрашивает он с полным ртом, набитым колбасой и баранками.

— Я измазала тебя помадой. — Она принимается стирать краем носового платка краску с его верхней губы. Он чувствует над собой ее склонившееся тело и маленькие, тугие, точно медные шары, груди. И он утыкается головой в ее юбку, как разъяренный зверь упирается заросшим шерстью лбом в ствол дерева.

— Люблю, чтобы баба была как стальная пружина! — хрипит он некстати и пытается усадить ее на колени. Но она отскакивает и начинает кружиться по комнате, расставив руки, будто бы она готовится к свадьбе и проверяет, не забыла ли, как танцуют кадриль, а затем останавливается у его стула:

— Хочешь знать, почему я только что смеялась? Я вспомнила, как Калман однажды пришел домой пьяным. Он рассказал, что пил в шинке с тобой и с малярами.

— У него куриная голова, с двух-трех рюмок он уже землю носом пахал. Давай еще выпьем. У тебя ведь не куриная голова.

— Выпьем, выпьем! — кричит она, дрожа, как в лихорадке, и едва он наполняет рюмку, выпивает, не дожидаясь его. От двух рюмок и беготни по комнате у нее кружится голова, и ее снова одолевает истерический смех при мысли, что она долгие годы была скромницей, чтобы в конце концов достаться какому-то Мойшке-Цирюльнику. Она смеется задорно и звонко, но как-то загадочно вздыхает. Мориц выцеживает свои полстакана и сидит, опустив голову, вялый, отяжелевший, немного сонный. Его сверлит мысль, что она водилась с мужчинами. «Пьет не закусывая, как настоящий пьяница, и смеется умно, слишком умно, эта продувная бестия», — размышляет он меланхолично и вдруг чувствует ее руку, обвившуюся вокруг его шеи. Она садится ему на колени, как бы желая развеять его меланхолию и не дать ему заснуть. Мориц расстегивает ее безрукавку, блузку, расширенными ноздрями вдыхает запах ее тела. Она не противится, но смотрит на него настороженно: хочет увидеть, не побрезгует ли, увидев морщины на шее, до того скрытые высоким воротничком блузки.