Читать «Безмужняя» онлайн - страница 101

— Как поживаешь, баран? — окружила его ватага парней, которым надоело ждать, пока кто-нибудь наймет их покрасить пару стен.

— Меня зовут не баран, а Калман. Имя мое — Калман, а фамилия — Мейтес.

— И слушать нечего, — смеется Айзикл Бараш; хоть его и зовут Айзикл, но это высокий тощий парень с длинными руками и ногами, вылезающими из коротких рукавов и узких штанин. — Все в городе зовут тебя бараном, и мы тоже будем так звать.

— С каких это пор зовут меня бараном? — оглядывается Калман, как бы ища куда спрятаться.

— В утробе матери ты уже звался бараном, но скрывал свое настоящее имя, — поясняет Калману Айзикл, — а когда ты вышел из городской синагоги, схватив пощечину, все это имя узнали.

— Пощечину схватил не я, а младший шамес.

— И слушать нечего, — орут маляры, и их широкие могучие груди прямо-таки трещат от смеха. — Если дали пощечину младшему шамесу, то и тебе ее дали, а если предали отлучению твоего блатного раввинчика, то и ты отлучен.

Калман встрепенулся: «Как это я отлучен?» А парни потешаются: «Отлучен, приятель, отлучен!» Ни разговаривать с ним нельзя, ни рядом стоять: надо его остерегаться, как проказы. Они его друзья и лишь потому рискуют жизнью и водятся с ним. «Ты, верно, дитя от груди отлучал и не заметил собственного отлучения!» — кричат они ему. Тогда он и вправду баран. А новогрудская женушка его уж никак не овечка, она женщина с перчиком. Ошарашенный Калман таращит глаза и возражает, что жена его не из Новогрудка, а с Полоцкой улицы. Но маляры галдят еще громче: тут, мол, и слушать нечего. Женушка его родом из новогрудских подонков; это теперь она живет на Полоцкой. И сам бы он мог понять, баран эдакий, что она из новогрудских подонков, хотя бы по тому, как она его окрутила и опоганила.

Калман видит, что в городе и стар и млад смеются над ним. Он чувствует себя так, как если бы, слезая со стремянки, ступил не на землю, а залез одной ногой в ведро с краской, а другой — в горшок с клеем. И он, кряхтя, обнажает перед товарищами свою изболевшуюся душу:

— Этот полоцкий даян сделал меня несчастным.

— Так развязаться надо и с полоцким даяном, и с такой женой! Вот еще новоявленная Двойре-Эстер благочестивая! Спроси у Морица, он расскажет тебе, что за цаца твоя жена. Ведь она когда-то водила с ним шуры-муры.

Говорит все это тощий Айзикл Бараш в куцем пиджачке и таких узких штанах, словно он их стащил с веревки на заднем дворе, где они сушились. Калман щупает свои длинные торчащие уши и сообщает, что жена его никогда не водила с Морицем шуры-муры. Мориц собирался на ней жениться еще до того, как она первый раз вышла замуж, но она не захотела.

— Ну и баран же ты, однако! Пойди поговори с Морицем, и он тебе кое-что расскажет. Уже несколько раз спрашивал он о тебе и хочет с тобой познакомиться. Идем! — Маляры хватают Калмана под руки и втолковывают ему, что Мориц все время проводит на дровяном базаре: он скупщик и ведет крупные дела.

Калман умоляет приятелей отпустить его. Нет у него желания иметь дело с Мойшкой-Цирюльником, этим блатным субъектом! Но маляры совершенно глухи к мольбам Калмана. Цирюльник обещал им выпивку и хорошую закуску, если они приведут к нему кладбищенского хазана. И они тащат Калмана под руки, словно курицу для искупительной жертвы в Йом Кипур, крича и гомоня, что, мол, ему нечего бояться. Мориц ему друг. Они опорожнят кварту водки, и на сердце станет легче.