Читать «Без тринадцати 13, или Тоска по Тюхину» онлайн - страница 222

Виктор Эмский

Был полный штиль. Вечерело.

Причесавшись, спутник Тюхина еще больше похорошел: уж очень ему шла благородная седая эспаньолка. Даже голос его обрел несвойственное ему прежде благозвучие:

— Мене, текел, упарсин! — загадочно сказал Рихард Иоганнович и ловким жестом опытного фокусника извлек из рундучка бутылку кубинского рома. Вуаля, Тюхин!.. Кстати, позволю себе заметить, я даже намеков себе не позволил по поводу ваших, минхерц, ароматов. Известное дело — свое дерьмо не пахнет, но если уж начистоту, от вас ведь самого так несло свиным, извиняюсь… м-ме…

— Ладно-ладно, — примирительно пробормотал увлеченный пробкой Витюша. И Ричард Иванович еще больше оживился и с возгласом «гоп-ля-ля!» достал все оттуда же — из оружейного ящика — внеочередную банку тушенки, кажется, говяжьей.

Через пятнадцать минут они, обнявшись, запели. В тот памятный вечер голос у Тюхина тоже звучал как-то необычно хорошо. Спели «Тонкую рябину», «Последний троллейбус», «Колокола Бухенвальда», «В Кейптаунском порту», «Забота у нас такая…». Особенно хорошо получилась «Я люблю тебя, жизнь!» Тюхин так после исполнения расчувствовался, что зачем-то рассказал Зоркому, как в детстве страшно любил петь «Темную ночь», а особенно эту вот таинственную строчку: «Только кули свистят по степи», ему прямо так и виделись бедные китайские кули, которые насвистывали во мраке ночи, должно быть, тоскуя по родине, грустные китайские песни.

— Ну да, ну да, — рассеянно подхватил его партнер, — а когда вы пели «Шаланды полные кефали», вам казалось, что «кефали» это глагол, и вы все спрашивали у отца: а куда же они кефают эти полные шаланды?..

И тут Тюхин, как-то разом вдруг протрезвев, нахмурился:

— А вам откуда это известно?

Рихард Иоганнович встал, такой же, как Тюхин, длинный, нескладный. Скрестив руки на груди, он устремил задумчивый взор на закат. И вдруг спросил:

— А вы что, голубчик, так и не сообразили, кто я такой?.. Хотите подсказку? Я ведь никакой не Зоркий и, уж разумеется, не Ричард Иванович…

— И не Рихард Иоганнович, — усмехнувшись, подхватил Витюша, — и не Григорий Иоа…

— А вот тут — стоп! — перебил его спутник. — Вот тут уже, сокровище вы мое, тут уже… м-ме… теплее! Совсем тепло, половинка вы моя магнитная. Я ведь и в самом деле — Григорий, а вот что касается отчества… Ну, хотите, даже букву могу назвать?

— Так и назовите, — сказал Тюхин.

— Эх, каяться, так каяться! Буква сия — «вэ», а следовательно инициалы мои, как нетрудно сообразить: Гэ Вэ…

И взбулькнула вода за бортом, и Витюша, подцепив тушеночки, посмотрел на своего сугубо засекреченного компаньона снизу вверх.

— Ну, то, что вы — гэвэ — это, как любил говаривать наш самозакопавшийся старшина, и невооруженным глазом видно…

И они еще долго, до самой внезапно наступившей темноты, пикировались подобным, если уж не родственным, то совершенно дружеским образом. И даже распили еще одну бутылочку доброго пиратского напитка. А потом кидали пустые бутылки по очереди кто дальше — в зеленовато-светящуюся флуоресцирующую воду за бортом.