Читать «Без тринадцати 13, или Тоска по Тюхину» онлайн - страница 220
Виктор Эмский
— Мфуси-руси — бхай-бхай! О, наконец-то, наконец-то! Через пространства, через долгое тридцатилетие!.. О!.. Слушай, ты зачем меня отдал этой полоумной рецидивистке?! Знаешь, что она со мной сотворила?!
И эти совершенно сумасшедшие, неизлечимо вольтанутые часики, часто-часто маша ремешками, зависли над деревом, И Тюхин, к своему ужасу, узрел, что на циферблате были все те же «без тринадцати 13», но теперь уже навсегда, до скончания всех времен и народав, потому что заводная головка на часах отсутствовала!..
— Видишь?! Ты видишь?! — злобно зашипел лишенный способности трансформироваться семизвездочный мфусианин. — А кто виноват? Ты! Ты-ии!.. О, сколько мыслей, сколько душевных мук!.. Но наконец-то!.. Так торжествуй же справедливость!
И чудовищная птица-Роллекс пала с небес на дерево с хищным, ничего хорошего не обещавшим Тюхину, щебетом.
Спас беззаветно влюбленный в поэзию товарищ Кикимонов, которым рядовой Мы, со свойственной ему солдатской смекалкой, успел в последний момент заслониться.
— Ах, ты так?! Ты вот как! — всклекотали остервеневшие часики и, взмыв в зенит, стали готовиться к новой атаке.
— Э-э, да ты что, ты это… ты серьезно? — не поверил ошеломленный Витюша.
И тут эта кибернетическая бестия, хищно пощелкивая механическими внутренностями, развеяла его последние сомнения:
— Еще как!
О сколько раз, сколько раз в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях уже не Тюхин, а некто в нем пребывающий, как Зюзик в часиках, как бы отключая его, брал управление на себя. Так произошло и в этот роковой миг. Совершенно не отдавая отчета в том, что он творит, рядовой Мы сунул руку в карман брюк и, вытащив дедулинскую, непонятно как очутившуюся там, гайку, размахнулся и швырнул ее в нападавшего.
Жалобно звякнуло стекло. Испуганно цвикнув, непоправимо испорченные Витюшины «роллексы» шарахнулись в сторону и с истерическим криком: «Убил! Уби-ил, окаянный!» — кинулись прочь, панически маша серыми, обтянутыми кожей степной тютюнорской гадючки, Ромкиными ремешками.
И не успел Витюша опомниться, перевести дух, как, словно в плохой пьесе, совсем рядом где-то всплюхнула вода, зазвучал до тошноты родной козлиный хохоток.
— «Гром победы раздавайся! Веселися храбрый росс!» — как всегда, глумясь, вскричал подплывающий к Древу на самодельном, из положенных на канистры дверей пищеблока, плоту, опять совершенно голый — в одних черных очках да в резиновых калошах Рихард Иоганнович Зоркий, он же — Зорькин, он же — Зорге, он же Рихард З. и т. д. и т. п. — Ай да выстрел! Влет, навскидку! Такому бы выстрелу сам убиенный вами Зловредий Падлович позавидовал! Ну-с, насколько я понимаю, жизнь… м-ме… продолжается! Мы с вами, похоже, все еще мыкаемся, рядовой Мы?!
Глава девятнадцатая. Предпоследние метаморфозы
Море, опять море, господа!.. Сплю и вижу море — утреннее, еще сонное и такое теплое, такое прозрачное, что будто и нет его под ногами. Сплю и вижу Пицунду в начале августа 91-го, а когда просыпаюсь, хоть убей не могу припомнить, что же там, во сне, произошло на фоне этого райского моря, и сажусь за машинку, и не в силах удержаться от соблазна, думаю: а не начать ли мне эту предпоследнюю, полную долгожданных разгадок и саморазоблачений главу, ну хотя бы вот так, в духе Дж. Конрада и М. Глинки*: «Был полный штиль. Светало…» * Мариниста — прозаик, выдающийся бильярдист. — Прим. Тюхина