Читать «Без тринадцати 13, или Тоска по Тюхину» онлайн - страница 15

— А-а, да что уж там!.. О, любезная сердцу Иродиада, о незабвенный мой друг Кондратий Рылеевич! Еще года за три до рокового запоя, взвесил я, русский советский поэт Тюхин, все свои обретения и утраты на беспристрастных весах Фортуны, взвесил и пришел к таковому, весьма неутешительному для себя выводу: «Увы, Пушкина из тебя, Тюхин, не получилось, а посему делай, Тюхин, соответствующие выводы!».

— Ну?.. и?.. — чуть не свалившись с коня, выдохнул отставной остряк-самоучка. — Говори, Витюшанчик, не томи!..

— Ну и завязал я, вобщем, с этим самым делом. В общем, перешел в сферу коммерции энд бизнеса.

— Би… бизнеса! — чуть не задохнулся от счастья бездарный, как лом, которым скалывают лед питерские дворники, Кондрат Всуев.

Как-то не по-кавалерийски мешковато, он спешился.

— Ну, Свистюхин, ежели это правда, ежели не дурацкое твое, понимаешь, ерничество, не очередное твое выдрючивание!..

И он, широко раскинув руки, пошел на меня вперевалочку — неисправимо кривоногий, как его вирши, даже тут, в иной жизни, крепко хвативший для храбрости, а стало быть — такой человечный и простой.

— Ну-ка, понимаешь, дай-ка я тебя, Тюкнутый-Беспоэмский, обниму, понимаешь, да расцелую! Три плюса и восклицательный знак тебе, Титькин, потому что правильно ты решил! Шинкуй, понимаешь, свою сраную капусту нас, советских поэтов, тут и без тебя в избытке!..

И перед тем, как по-брежневски всосаться в меня упырьими губами, он снял со своих буркал догайдаровские еще, с социалистическими гербами, пятаки и весь аж откинулся, обожая.

Этот момент я и выбрал, чтобы в лоб спросить его:

— Слушай, Кондрат, а что у тебя за конь за такой?

— Конь, понимаешь, как конь. С хвостом, с копытами. Были, понимаешь, и крылья, но мы их очекрыжили, — не сводя с меня лживых глаз своих, отвечал Комиссаров.

— Зачем?! — ужаснулся я.

— А затем, что не положено.

— Господи, но ведь это… это же мой Пегас!..

— Был твой, стал общественный, — сказал Кондратий. — Как отдельные фрагменты твоего, Тюхин, в общем и целом совершенно никчемного творчества. А когда тебе в глаза, Тюхин, глядит твоя новая власть, твоя, хоть и бывшая, но вполне партийная совесть, ты, Тюхин, бесстыжих своих глаз не отводи… Не отводи, каблуком тебя в печень, а то хуже будет!..

И не лживые, нет, не лживые уже, а совершенно пустые, немигающие такие, мертвые — вперились в меня глаза.

И он фыркнул, звякнул уздечкой, обескрыленный конь моего недавнего вдохновения, персонаж моей, так и недописанной, самой лучшей в жизни поэмы. Косясь и копая передним копытом, он всхрапнул, мой злосчастный Пегас, и золотая его — справа, вверху — фикса при этом зловеще взблестнула, елки зеленые!..

Слезы навернулись на окаянных очах моих.

Все дальнейшее вспоминается как страшный сон. Квадратноскулое, с «боксерской» носопырой хайло Кондратия Константиновича вдруг плаксиво исказилось, утратило строгость форм, инсультно перекособочилось. Поначалу я подумал было, что это всего лишь оптический эффект, мои дурацкие слезы, не более. Но тут Ираида Прокофьевна дико — Пегас встал на дыбы! завопила: