Читать «Без матерьяльной основы» онлайн - страница 2

Александр Генрикович Месропян

VI

Не пишу тебе уже год почти, потому что тошнит от словесной мути, потому что с утра здесь идут дожди, а вечером — дразнит gloria mundi, и спокойно, как стиранное белье, выжимает душу общественный транспорт, и каждое утро — дождь льет, по крышам выстукивая… «Sic   tran     sit…»

VII

У этого лета какой-то в мозгу перекос — как бритвы отточены крылья июльских стрекоз. Запомнил твое, обращенное к небу, лицо — стрекозы мелькнули у горла — и дело с концом. Разумнее в книги уткнуться, полоть огород и, под ноги глядя, в эпохе нащупывать брод. Но линии левой ладони замкнулись в кольцо. Запомни меня — я к тебе запрокинул лицо.

VIII

Как лица в профиль, как липы вровень с последней птицей скупых окраин, стеклом трельяжа твой бред утроен — и крайний справа смертельно ранен. А крайний слева любим, но — слепо. А тот, что — между, бывает разным. Трех яблок тайну хранил ты с лета. А завтра праздник. А завтра — праздник.

IX

Твой дом обернут сентябрем, как будто астра — целлофаном. И желтый дождь, как желтый бром, грохочет жестью водостока — наощупь найденный мотив, как родинка под сарафаном, неизлечим. И так жестоко поля острижены под тиф.

X

Когда разветвленностью стылых небес твой лес обозначил начало зимы, я понял ясно, что этот лес устроен так же, как мы, что в переплетении черных ветвей запуталась вдрызг сновиденная синь, что мы не слияние темных кровей, а — небо в силках облетевших осин.

XI

И снова подступали берега — пологий левый и высокий правый. То в город билась темная строка, то в горькие некошенные травы… И снова кропотливый снегопад, работой черной не пренебрегая, настойчиво, который год подряд, стирал различья между берегами.

XII

Сквозь годы меж словом и небом бредешь, не сыскавши угла. А жизни как будто и не было. И будто бы все же была. Рвала удила, ревновала, не веря влюбленным глазам, к бесстрашию перед провалом, к магнитным твоим словесам, таким непохожим на правду и все же далеким от лжи. Как будто готова оправа — осталось лишь камень вложить и камень отравой наполнить, и перстень Изоре отдать… Проститься. И больше не вспомнить. Заказа на Реквием ждать. И друга найти в поколеньи, чтоб старый сюжет повторить, который в таком отдаленьи от жизни, что мог и не быть, а мог… Но родная словесность, как ни был бы счастлив улов — такая нелепая местность, где сроду не сыщешь углов. А жизнь между небом и словом тем, может быть, и хороша, что без материальной основы здесь произрастает душа — никчемное, в общем, растенье, сорняк на случайной меже меж словом и небом, меж тенью и светом, ненужным уже.