Читать «Аптекарь (Останкинские истории - 2)» онлайн - страница 312

Владимир Орлов

- Пока?

- Ну кто же знает, что с нами будет завтра?

- Я знаю, что завтра будет с вами, - сказал Шубников. - И вам станет хуже, если будете путаться у нас в ногах.

- Вот это вы зря, - надулся Перегонов. - Я говорил с вами откровенно. И мы обидчивы, запомните это.

"Раскланяться решили! - думал Шубников. - А наблюдателей-то наверняка оставили. Мы еще раскланяемся! Мы еще со всеми раскланяемся! С истреблением света!"

- Напрасно меня вели сюда сопровождающие, - сказал доставленный к Шубникову Бурлакин. - Я бы и сам сегодня пришел. Но беседовать, полагаю, мы будем без свидетелей.

Сопровождающие удалились.

- Все, - сказал Бурлакин. - Надо прекращать. Сушить весла. Снимать червей с крючков. И ты это понимаешь.

- Я не понимаю, - суетливо заговорил Шубников. - Не понимаю! Рано. Не понимаю!

- Твое дело. Я ухожу.

- Это измена! - вскинул руки Шубников. - Ты - предатель!

- Не юродствуй, - сказал Бурлакин.

- Да, ты - предатель! Это постыдное бегство! Измена!

- Считай как хочешь. Я сыт игрой и развлечением.

- Тебе не было интересно? Ты лжешь!

- Поначалу, по безрассудству, было, - сказал Бурлакин. - Но я повзрослел и посерьезнел. И увидел, что для меня здесь все чужое. Увидел, к чему все может привести. Понял, что мне лишь дозволили тешить себя чужими игрушками. Ты заказывал, я придумывал, но все это было не мое, не мной сотворенное, а мне лишь поданное неизвестно зачем. Стало быть, и я был устройством при чужих игрушках и устройствах. А это не по мне. Опыт следует прекратить. Он не удался. Он может принести лишь вред. Он и сейчас приносит вред.

- Мы же мечтали, - с пафосом произнес Шубников, - исправить и улучшить нравы!

- Ты об этом говорил. Но не я.

- Да, я говорил об этом! Я! И была ли у меня тогда и сейчас корысть? Вот эта кровать и вот эта шинель - и вся моя награда. Стали бы люди лучше и жили бы лучше!

- Твоя Палата лучше их не сделает. Напротив.

- Это спорно! Это спорно! Хотя, предположим, пока не делает. Но они сами таковы, что сразу не могут истинно понять, что им нужно. И пусть, пусть их заблуждения дойдут до крайности, пусть загнивают их души, пусть созреет и станет багровым нарыв, тогда-то и наступит раскаяние, а потом и обновление.

- И это ты поведешь останкинских жителей сквозь искушения, сквозь раскаяние к обновлению?

- Я. Мне так назначено. Моей натуре и моей воле! - гордо произнес Шубников.

- Ничто и никем тебе не назначено, - сказал Бурлакин. - А твоя воля просто похоть.

- Не оскорбляй меня! Не дерзи судьбе! Я все отдам людям!

- Эти люди для тебя - цифры, знаки, спички, окурки. Семена и торф для опытов. Помнишь, что пели подданные Додону у Римского-Корсакова: "Без тебя мы и не знали, для чего существовали. Для тебя мы родились и детьми обзавелись". Тебе ведь нужны такие люди. Взмахнешь рукой - и они станут пожирать семечки. А потом еще что-либо, что придет тебе в голову. Угомонись, сдай пай, заживи человеком, а не избранником и пророком, тебе же будет легче и всем в Останкине, хотя многого уже и не исправишь.

- Ты не только постарел, но и поглупел! - рассерженно заключил Шубников. - Если бы ты захотел, я бы произвел тебя в академики, в те, что заправляют институтами и ездят в Стокгольм за премиями, и предоставил бы тебе открытия, какие другим в этом веке не снились!