Читать «Английские шарады» онлайн - страница 5

Эдик тычет пальцем в меня, а Динка — в пол.

Кричим хором (только Дворжинский молчит):

— Давно вы тут сидите? Давно вы получили эту квартиру? Сколько лет еврейскому государству? Что вы молчите? Мы отгадали?

— Вы не отгадали.

— Что за фраза-то?

— Проще простого: «Сколько лет вы в стране?»

— Вы нам решили весь учебник иврита загадать? Дани, купи маслин. Электрический чайник необходим в кибуце. Сколько вы в стране. Это что, поговорка, афоризм? Мудрость местных жрецов?

— Еще какая поговорка. Каждый приезжий первые десять лет только эту поговорку и слышит. А что до мудрости: в третий раз не отгадаете — пошлем вас, ребята, обратно в Киев, уму-разуму набираться.

И опять мы на благоуханной улице. За спиной, в домике гомонят, на невидимом шоссе шипят и чиркают, слева как будто плеск воды. И правда: шагах в пятидесяти от дома из скалы сочится в мелкий бетонный бассейн вода. На дне бассейна камень в ярко-зеленом пуху. К камню влечется, почти стоя в толще воды, узкая змейка. Сначала змейка кажется жалкой, черной и противной. Но вот она плавно и быстро всосалась в мох, голова ее выскочила с другой стороны, нырнула в мох повыше, протягивая блестящий, трехцветный шнур тела из шлейки в шлейку, а там, где клок мха вырван, видны сразу два змеиных тела, и зигзаг узора бежит навстречу зигзагу узора. Протянувшись куда надо, змейка выставила из мха черноглазую голову и защелкала, забила по воде языком, таким тонким, что ни пузырька, ни ряби. Воздух темнеет, но вода прозрачна, и кажется, что лишний свет даже мешал блеском, сейчас змейку видно лучше. Но нам не дают смотреть на змейку. Нам опять кричат, и приходится идти.

Мы входим и видим на столе — вместо питий и яств — Эдика Каца с закрытыми глазами и ручками, сложенными на груди. Этот скот лежит на столе в сандалиях на босу ногу, голова его обвязана чьей-то шалью, на манер арабских головных платков. Юрка, также чьей-то шалью повязанный, стоит посреди комнаты. Дина гладит Юрку по плечу, указуя при этом на псевдопокойного Каца.

Что-нибудь местное, типа: «Арабы любят себя до смерти».

— Захарий Яковлевич (умоляюще), вы тут все-таки подольше нас. Что это может значить?

Но Дворжинский смотрит неподвижно, без всякого сочувствия.

Он не играет в навязанные, чужие игры. Он играет только в свои. Свечку не держал, но премного наслышан. Это помимо литературы.

Команда старожилов ждет. Команда старожилов требует отгадки.

— Какая-то, — говорю, — местная гадость про арабов.

— Ишь ты, гадость! Отгадай сначала, лиса виноградная, а потом ругайся.

— Не знаем.

— Сдаетесь?

— Сдаемся.

– «Хороший араб — мертвый араб».

И тут я покоряющим своим баритоном, которого нельзя не услышать, а главное — нельзя сделать вид, что не расслышал, произношу:

— Юрка, пойдем выйдем.

Юрка идет за мной к обрыву. За мной, потому что дорожка узкая и рядом идти нельзя. Там, где тропинка кончается, я оборачиваюсь и спрашиваю:

— Ты предложил последнюю фразу?

— А хоть бы и я.

— И тебе не стыдно?