Читать «Ангел страха» онлайн - страница 78
Марк Криницкий
— Бог. Мир. Человеческое общество. Индивидуум. Основная точка зрения современной социологии.
Руки его дрожали и виски пульсировали. Он понимал, что от решения всех этих вопросов зависело самое важное в нем — спокойствие его мысли. Пока она была спокойна, потому что двигалась не стесняясь. Она шла направо, налево, строила и сейчас же отвергала.
Но мысль должна найти свой определенный исход. Иначе она падет под собственным бременем.
Для этого она должна быть прежде всего честной. Тому, кто, как он, сидит и мыслит с пером в руках среди ночи и всеобщего сна и почти накануне вечной ночи, не остается ничего другого, как мыслить мужественно и честно.
И, подчеркнув слово «Бог», Гуляев задумался.
Он не хотел оскорбить бессмысленным, простым отрицанием той высшей силы, которая по убеждению людей его века, парит надо всем в мире, не мог и принять сейчас этого слова только потому, что оно принимается всеми. Все свои слова он должен был построить теперь сам из себя, из внутренней необходимости своей проснувшейся мысли.
И, подняв к потолку темные, с желтыми белками, лихорадочно бегающие глаза, он сказал:
— Прости…
И зачеркнул на листе слово «Бог».
— Мир?
И мысленно он попытался представить себе вселенную до самых отдаленных звезд и дальше, и увидел в первый раз, что этого сделать нельзя. И потому, когда он раньше говорил: мир, то он не представлял ничего, ибо на самом деле слово «мир» означает невозможность представить что-нибудь определенно и ясно и, следовательно, не означает ничего.
И почему Бог противополагается миру, а мир Богу? А, может быть, на самом деле, нет ни Бога, ни мира, а есть что-нибудь третье? И что значит слово «есть»? Что значит, что он, Гуляев, как-то «есть», и то или другое, вообще, «есть»?
И, подумав, он зачеркнул все написанное, задул свечу и решил больше ничего не писать, а просто отдаться на волю мыслей.
Под утро он засыпал, продолжая напряженно думать и во сне; иногда ему снилось, что он нашел решение, и тогда он старался запомнить и заучить его во сне наизусть. Но, проснувшись, или ничего не понимал, или вспоминал какой-нибудь бред.
Днем он не любил теперь, чтобы его беспокоили. Он сознавал, что силы уходят и надо торопиться.
Но жизнь в доме шла своим заведенным порядком, и никто не хотел считаться с тем, что он умирает, и что в нем страдает самое главное — его неудовлетворенная мысль и что ему нужны покой и одиночество.
II
И постепенно в нем созревало решение оставить дом.
Сначала он хотел отправиться в монастырь на Афон и там где-нибудь в уединенном скиту окончить жизнь наедине с самим собою и своими мыслями. Но Афон был слишком далеко, и он чувствовал, что ему теперь уже туда не доехать.
Лечь в какую-нибудь частную лечебницу было бы оскорбительно для домашних. Всю свою жизнь он положил на них, и потому они думали, что он принадлежит им всецело.
Он лежал в светлой и большой комнате, в которой все было устроено как можно удобнее для него. Но и эти удобства и самый вид из окна на подстриженные аккуратно кусты и деревья и посыпанные тщательно гравием дорожки, и даже самые лица домашних, которые, как ему казалось, наружно старались выказывать свою заботу о нем, а внутри, он знал, тяготились его сложною, затяжною и неприятною болезнью, — все это вместе взятое вызывало у него болезненное чувство отвращения.