Читать «Альманах немецкой литературы. Выпуск 1.» онлайн - страница 60

Да, говорит отец, наверное.

А я, спрашивает моя сестра, я бы его тоже узнала?

Да, говорит он, ты тоже.

А господин Вейльхенфельд, он бы меня узнал в своей повязке?

Да, и он тебя, говорит отец.

Но как же он меня узнал бы, если ты ему голову перевязал, спрашиваю я.

Потому что я оставил в повязке две дырки для глаз и одну побольше, для рта.

А для носа, спрашиваю я, для носа ты ему ничего не оставил?

Конечно, говорит отец, и для носа тоже оставил. А теперь, обращается он к господину Магириусу, я осмелюсь высказать мысль, которая в устах врача могла бы показаться еретической, шокировать. Но тем не менее перед лицом того, что ожидает господина Вейльхенфельда, самоубийство могло бы оказаться для него не самым худшим выходом, говорит отец, у которого во многом мысли получаются гораздо жестче, чем у мамы, и он их не скрывает.

Гм, говорит господин Магириус, намекать ему об этом, пожалуй, было бы уже слишком.

Да, говорит отец, было бы слишком.

Пойдемте лучше, говорит мама, мы уже все видели.

Да, говорит отец, пойдемте.

После обеда мы сидим внизу, в большой комнате, как и в тот раз, когда у нас был господин Вейльхенфельд, только вот стол сейчас не разложен и господина Вейльхенфельда нет. А он сейчас у себя, лежит на кушетке и пытается читать, говорит нам отец. Мама взяла вязание и села к нам, чтобы доделать наконец желтый пуловер для сестры. Она говорит, что странно, сколько в таком маленьком городке, как наш, может быть разговоров об одном-единственном человеке, а господину Вейльхенфельду, наверное, и не икается даже.

Тебе не икается, когда где-то говорят о тебе, спрашивает она меня.

Нет, говорю я, ничего подобного.

Так ведь люди говорят о господине Вейльхенфельде только между собой. А стоит им завидеть чужого, как они сразу переводят разговор на другую тему, а сами о нем лишь думают про себя, потому что это никак не докажешь. И я тоже думаю иногда о господине Вейльхенфельде, но никому не говорю. Мне очень хотелось бы с ним увидеться, но чтобы пойти к нему, это я должен выбросить из головы, потому что это слишком опасно, говорит отец, который сам через день к нему домой ходит, чтобы посмотреть его голову и послушать, как у него с сердцем. Когда он заходит в коридор, то громко предупреждает сразу, что это он всего-навсего, чтобы господин Вейльхенфельд не испугался. Но иногда он все равно пугается. Тогда он делается совсем бледный, лежа на своей кушетке, натягивает одеяло до подбородка и начинает как-то так кряхтеть, как тогда, когда он у нас кофе не смог пить. Тогда отцу сразу же от двери приходится говорить: Ну что вы, дорогой мой, успокойтесь.

Я просто нервозен немного, говорит господин Вейльхенфельд, а в общем, ни на что не жалуюсь.

Это я знаю, говорит отец, заходит в кабинет и ставит свой портфель на стул подле кушетки, на которой под одеялом лежит господин Вейльхенфельд, который уже снова читает или просто страницы перелистывает. Тогда ему приходится отложить книгу, и сесть, и снять сорочку, и дышите глубже, и покашляйте, чтобы отец смог услышать его сердце и легкие и что-нибудь ему прописать, хотя это ему все равно не поможет, если он в конце концов не прекратит предаваться мрачным мыслям.