Читать «Аленкин клад. Повести» онлайн - страница 24

— Вы и песни сочиняете, Антон Сидорович?

— Я сказал ясно: мелочью не занимаюсь!

— А я думала… — притворно вздохнула Аленка. — Вы бы попробовали, Антон Сидорович. Хороших песен мало.

— Некогда пустяковиной заниматься! Шевелитесь быстрее.

Ящики с консервами, кули с мукой, рогожевые мешки с картофелем, рацию, новенькие палатки мы стали перетаскивать к вертолету. Аленка все время старалась груз брать потяжелей, а когда я упрекнул ее за горячность, она, щуря глаза, показала мне кончик языка.

— Это не делает тебе чести.

— Ты лучше свою жену береги. С чужими вы ангелы, а своих жен… Скажешь, я не права?

На эту тему у нас с Аленкой разгорелся спор. Я не знаю, кто бы в нем одержал верх. Перепалку вскоре пришлось прекратить. После воя сирены, запыхавшись, на базу прибежали вертолетчики. Аленка мне приказала держать язык за зубами и начала их умолять немедленно вылететь в лагерь. Вертолетчики уточнили квадрат на карте, и мы через несколько минут поднялись в воздух.

В кабине вертолета стоял такой грохот, точно мы сидели в металлической бочке, по которой колотили палками. Аленка, глядя на меня, шевелила губами. Я коснулся пальцами ушей: дескать, ничего не слышу. Она вынула из кармана куртки блокнот и карандашом написала: «Дура я, дура! Влетит мне от Елисеевича по первое число. И поделом!»

Я ответил:

«Победителей не судят».

Она прочитала и, улыбаясь, написала:

«Я бы так никогда не поступила. Гукин — это тип! Жаль вертолетчиков. Они ребята — во!»

Час путешествия на вертолете мне показался вечностью. Когда он завис в одной точке и пошел на снижение, я несказанно обрадовался. Вертолет наконец коснулся колесами земли, взревел еще раз и затих.

В ушах у меня стоял звон и шум. Я не заметил, когда открылась дверца в брюхе вертолета, и, услышав радостные голоса, обернулся. Первым в дверцах показался сияющий Криница. Не обращая на меня внимания, он крепко пожал Аленке руку.

— Ты и в огне не сгоришь, и в воде не утонешь!

Аленка похвалу выслушала спокойно, а когда Криница скомандовал геологам разгружать вертолет, спросила:

— Тимофей Елисеевич, здорово ругать будешь?

— За какие грехи? — брови у Криницы шевельнулись. — По-моему, ты благодарность заслужила. Или опять какой-нибудь фокус выкинула?

— Пришлось Гукину дым в глаза пустить. Вы же знаете этого типа!

Тимофей Елисеевич задумался и, супя кошлатые брови, спокойно произнес:

— Пора с ним кончать. Напишу докладную в управление. Начальники других партий поддержат меня.

— Я не об этом. Выгнать Гукина всегда можно. Вы его к нам рабочим переведите. Он на базе от безделья в графоманию ударился: романы в стихах сочиняет, трилогии, драмы… Вот я и предлагаю взять Гукина к нам рабочим.

— Этого еще не хватало! — побагровел Криница. — Ты, Аленка, знаешь…

Тимофей Елисеевич не договорил, что должна знать Аленка, чертыхнулся и, пожимая плечами, быстро зашагал к палаткам. Мы с Аленкой пошли за ним. Криница оглянулся и, прибавляя шагу, повернул к пылающему костру. Аленка забежала ему вперед.

— Опять за рыбу гроши?

— Так вот у нас и получается, — не сдавалась Аленка. — Одному безразлично, другому возиться не хочется… А человек на глазах под гору катится. Он скоро воровать на складе начнет. Схватимся — поздно будет. Мы тут коллективно быстренько его от графомании излечим. Повкалывает на свежем воздухе — мозги проветрятся.