Читать «Аквариум (сборник)» онлайн - страница 192

Пьяный был Паша Родькин, но Роберт все равно озадачился. А вдруг и в самом деле все сам придумал – как девчонка, начитавшаяся тургеневских романов? Но ведь хотеть-то он мог, была страсть или ее уже не было вообще, даже и просто выпить, если на то пошло, если там, в мутящихся мозгах, вдруг просверкивало нечто вроде щели – словно просвет куда-то. Или без щели, а просто покачивает и зыбко, неопределенно все, распахнуто и вширь и вглубь – плыви куда пожелаешь. Или даже без «если». Как шофер Валера – хлоп, и готово. Как бородатый Паша Родькин, который тоже любил это дело. Он все любил, ни от чего не хотел отказываться. Только у него это как-то бессознательно получалось, само собой, что вызывало у Роберта некоторое недоумение и чуть ли не зависть, хотя он и не очень верил-то, что так можно, тем более если ты вроде как режиссер.

Артист (собственно, режиссеру без этого и нельзя) был Паша Родькин, но играл чрезвычайно талантливо. Словно и впрямь такой естественный человек, хотя действительно чувствовалась в нем некая нутряная сила, которая, похоже, брала верх над его же интеллектом. Отец говорил, что так и должно быть у настоящего художника, за это и ценил Пашу (самому не хватало), очень внимательно прислушиваясь к его идеям, которые тот излагал, фырча и мурлыкая, часто невнятными, плохо переваренными словами.

Отец тем не менее извлекал.

И Роберт тоже прислушивался, хотя в большей степени прислушивался к себе. Как и сейчас, лежа в слишком уж жарком спальнике и чувствуя разбитость во всем теле, а в затылке тупую боль.

Если в существовании страсти можно было сомневаться, то боль в затылке точно была. И легкое подташнивание.

По какой-то злой иронии всегда так кончалось, когда он заводился. А он непременно заводился, потому что чувствовал, что страсть, она где-то рядом, совсем близко. Может, это она и была, когда он вчера накачивался пивом с водкой, все пробиваясь к какому-то последнему прояснению, последней легкости. Он всегда куда-то устремлялся, и в дымных бдениях Пашиной актерской братии тоже, где, случалось, и сигаретку с «начинкой» пускали по кругу – шально и глухо становилось, но и невесомо. Собственная тяжесть не давила.

Значит, у деда страсть была, а они дедово наследство промотали? Всё его богатство на мелочишку разменяли. И хоть Роберт понимал, что сам с этого – через отца – кое-что имеет, тем не менее как-то обидно было.

Иногда он действительно чувствовал себя старым, особенно среди всех этих парней-ровесников, которых вчера выворачивало по кустам. С чего? Пива с водкой чуть-чуть хлебнули, всего-то!

Скучно! Уже теперь, на пятый день, невыносимо скучно! И просыпаться скучно, и слушать сквозь дремоту нотации мать-начальницы – невыносимо! В голове глухо – словно шлем напялили.

Роберт сел, преодолевая кружение.

И крутилось со вчерашнего в ушах битловское: «Yesterday, all my trubles seemed so far avay, now it looks as thoygh they’re here to stay, oh, I believe in yesterday»…