Читать «Адам и Ева постсоветского периода» онлайн - страница 27

Пётр Иваныч парировал:

– Я тебя провожу.

Спорить было некогда – Елена Андревна очень чётко это чувствовала. Пётр Иваныч, подавая жене руку, поднялся с кресла. Как ни старалась скромнее пригибаться Елена Андревна, вышли они довольно величественно, даже немного демонстративно, под недоумённые взгляды знакомых.

Пётр Иваныч мерял шагами фойе, раскачиваясь размеренным маятником перед скучающими вахтёршами. Изредка, окидывая быстрым взглядом своё отражение в огромных зеркалах, он с тоской бормотал ему, поправляя удушливый узел галстука: «Как же не хочется туда возвращаться!» – и уходил спиной вдаль. И на обратном пути – лицом к отражению: «А какие она песни раньше хорошие пела – лиричные, душевные, без всякой политики…» – ностальгически, словно заглядывая в те времена, вздохнул Пётр Иваныч. Он молодел, когда слушал ее песни. Представлялись бескрайние зеленые русские просторы, перерезанные широкими лентами синих рек; разбросанные, словно семена небрежной рукой замечтавшегося пахаря избы на волнах берегов; вырастающие неожиданным темным пятном рощицы, лесочки по краям бесконечного салатового поля, упирающегося боком в бледное, выцветшее, скромное небо, подсвеченное тихим солнцем. Не палит русское солнце, как бесшабашное, яркое до дерзости украинское, тихо греет и душу, и покорную природу.

Вот и у Ортодоксальцевой внешность была – чисто русской: глаза – голубые, ясные, как нежное, прохладное небо; приятная, тихая улыбка – как несмелое русское солнце; и волосы – подсвеченная золотым осенняя листва. И как он надеялся на эту встречу спустя долгие годы! Он надеялся, что песни певицы вернут его в молодость, снова ввергнут в то волнение, трепет, восхищение, которое он испытывал, оставаясь наедине с русской природой… И сегодня, на концерте, Петр Иваныч был не просто разочарован, он был обманут! «Что ж это за рубикон такой – 90-е, что они все его пройти не могут? Творили много лет не благодаря, а вопреки – и получались шедевры. А, как только стало „можно“ – кончились…»

Тем временем, Елена Андревна вышла из дамской комнаты и направилась мыть руки… Ой, мамочки мои! Где же милая советская сантехника, мелькнувшая даже в немецком пригороде в фильме о Штирлице? Где такие понятные два винтика с трогательными «пипочками» посередине: красной – что означало «горячая вода» и синей – стало быть, «холодная»? Вместо них – милых и простых – перед Еленой Андревной предстало Н Е Ч Т О: металлическое, литое, холодное, чужое – «хай-тековское», если б наша героиня знала это слово, то употребила бы именно его.

Понятно, что это был кран, но как с ним управляться? Елена Андревна осторожно взялась за единственную, призывно выступающую часть механизма – носик, и тихонечко повела его вправо – туда, где раньше, до революционных 90-х, была горячая вода, но ничего не произошло, «носик» ни на миллиметр не сдвинулся. Тогда, немного решительнее, Елена Андревна повела его влево – и снова тишина и абсолютное бездействие.

Наша героиня ещё раз внимательно осмотрела незнакомый механизм – может, здесь нужна электронная карта, или какое волшебное слово, или… хлопок? Елена Андревна слышала, что у некоторых людей после евроремонта свет в квартире зажигается от хлопка и, приблизив ладошки ближе к крану сделала то, чего не пришлось сделать на концерте Ортодоксальцевой – громко хлопнула. Но кран на аплодисменты не отреагировал, остался безмолвен.