Читать «Адам и Ева постсоветского периода» онлайн - страница 24

Несознательная девчушка, лет 10, наверняка, дочь «концертных», расположившись в центральном проходе между кресел партера, подняв ручки к небу, качалась и пританцовывала в такт мелодиям. «Спасенные» недовольно косились в ее сторону, но сделать замечание чужому ребенку не решались. Ортодоксальцева бросала строгие взгляды на непонятливое дитя, но продолжала петь.

Вдруг, на середине душещипательного куплета о русских березах, раздался резкий окрик:

– Кто благословил? Прекратите снимать!

Елейное течение песни было прервано. Все проснулись и стали озираться, кто посмел так кричать во время концерта. Оказалось, кричала сама певица. Пока все пребывали в «свято-русской» медитации, какой-то лысоватый, пожилой человек, аккуратной наружности, с виду – из «спасенных», явно стесняясь перед собратьями своего чуть более высокого материального уровня, на полусогнутых ножках, в такт баюкающей песне, тихими, незаметным шажками подкрался ближе к сцене, с видеокамерой. Благоговейно затаив дыхание, скрытый темнотой зрительного зала, он начал было снимать выступление обожаемой певицы, но был остановлен ея бдительностью.

– Чтоб больше такого не повторялось! Уйдите! Уйдите! – гневно обращалась она к поклоннику. Он, пятясь, спешно ретировался, стыдливо, как школьник, опустив голову. Во время нечаянной паузы исчезла и танцующая девочка с родителями, а также несколько по-концертному одетых человек.

Как ни в чём не бывало, будто и не было сей постыдной остановки, Ортодоксальцева подняла брови домиком, взяла гитару и снова, перебирая незамысловатые аккорды, продолжила бесконечную святорусскую песню с прерванного места.

Следующей она объявила песнь о «святом и праведном» царе Иоанне Грозном. Петр Иваныч решил, что ослышался. Но певица уверяла его в обратном: «грозным став врагам России, царь суду земному не принадлежит – он ответчик только Богу, на царя, любуясь, молится народ… и в былинных песнях Грозный предстает справделивым государем… во святых у Бога молится за Русь…»

Петр Иваныч с удивлением оглядывался: ни у кого из слушателей ничего не менялось в лице – все благоговейно внимали, некоторые – покачивая в такт головой. Похоже, все были согласны.

Петр Иваныч достал носовой платок, вытер пот со лба: «Может, я плохо учился в школе? Может, я чего-то недопонял из жизни зверя и тирана? Может, опричнина – это движение сестёр-милосердия на самом деле?».

Он нервно засовывал платок в карман, руки не слушались. Петр Иваныч заерзал в узком кресле, поворотился в один бок, другой, глянул на супругу – против его воли, отсвет очков вышел грозным, почти гневным. Елена Андревна едва дышала. Она сидела не шелохнувшись, совершенно контуженная внезапным «православным эффектом» новообращенной певицы.

Ох, тяжёлый период неофитства! Он страшен в любой области: начинающий актёр видит себя уже в Голливуде, размышляет вслух перед друзьями над ролью, взмахивает широко руками, шумит. Начинающий рфимоплёт, не стесняясь, читает вслух друзьям, которые слушают с застывшими масками вежливости стихи, да ещё с интонацией, значительными паузами, вглядываясь в глаза слушателям и продолжая пытку, спрашивая их мнение в конце, рассчитывая иключительно на положительное. Начинающему прозаику только попробуй заикнуться что он – не Набоков и борода у него, не как у Толстого – обидится и перестанет здороваться.