Читать «Аввакум» онлайн - страница 335

Владислав Анатольевич Бахревский

Собрала Анастасия Марковна казаков, принесли корову к дому, а хлева теплого нет, так положили ее, стенающую тяжко, прямо в избе.

Помолился Аввакум о страдалице, погладил плачущую Марковну по головке – хлопотунью коровью – да и пошел себе обратно на озеро. За первую ездку не управился: велик был улов.

Нагрузил нарту без ума, собираясь увезти зараз то, что и в два раза тяжело, попробовал – идет нарта, на лед вытянул – хорошо идет.

– Весело дотащу! – успокоил Ивана и Прокопку. – Морозец нынче крепкий, лучше кнута погоняет.

Восемь верст по озеру на базлуках без натуги шел. О корове думал – подымется ли, о Марковне. Тяжко голубушке, беременная, не надорвалась бы, корову ворочая.

Кончилось озеро, и езда кончилась. Земля впереди черная, ночь как зев пропасти. Полозья скрежещут, будто не нарту тащишь, а всю землю, будто свора бесов понасажалась гурьбой, а оглянешься – никого: нарта, рыба ворохом, лямка, в тело вросшая.

Дернет Аввакум нарту, дернет и повалится. Рубаха нижняя мокрая, а шуба совсем легонькая, тафтяная. Все, что осталось от былого достатка. Одно погнило, другое продали, чтоб с голоду не помереть.

Чует Аввакум, коробом стоит нижняя рубаха. Замерзнуть недолго. Что делать? Разделся. Верхнюю рубаху надел на тело, мокрую сверху. Запахнул шубейку, затянул кушаком. Впрягся в лямку, попер, пуская стоны хуже убившейся коровы.

Бросить нарту – лисицы за ночь все сожрут. И сил нет никаких. Кресало бы догадаться взять – огонь запалить, так догадка припоздала.

Доволокся Аввакум до сосенки. Залез на вершину, лег на ветки и заснул. Пробудился от ужаса: живот холодный.

– Не замерз ли я, батюшки! – спросил себя Аввакум вслух, а язык едва лепечет.

Звезды близко, свирепые. Поднял руку перекреститься – рука бесчувственна, персты не разгибаются.

Полусполз, полурухнул Аввакум с дерева. А ноги колодами. Цепляют шипами, которые на базлуках, за землю, невозможно идти. Попробовал снять базлуки – примерзли, срезать – ножа нет.

– Христе, свете истинный! – взмолился Аввакум. – Яко червь, исчезаю! Помогай, Господи!

Впрягся в лямку и бегом, бегом. Только ноги топают, а нарта ползком ползет. И уж тяжестью тела, валясь, тянул Аввакум нарту, сзади толкал. С горы в ложбину сволокся. Соображает. До дома никак не меньше четырех верст. Трясуница колотит, на лице корка ледяная. Понял Аввакум: не рыбу надо спасать – самого себя. Пошел без нарты, а ноги в базлуках совсем не идут. Хоть руками от земли отрывай.

Встал на колени, пополз. Версту одолел. Только и колени застучали, как деревянные. Лег Аввакум наземь, лежит, тела не чуя, да и сказал себе:

– Батька, поднимайся! Лежмя к дому ближе не станешь.

Догадался сесть. Пополз на гузне.

Крепок Аввакум был жизнью. Не сдался морозу. Да мороз он тоже своего отдать не хочет. У дверей избы повалился Аввакум, будто куль, в дверь стукнуть нечем: руки не поднять, ногой не двинуть. Крикнуть бы, и того не может, губы будто смерзлись. Да уж утро было. Ангел поднял Анастасию Марковну с постели. Отворила дверь – Господи! – не протопоп: ком слюды. Затащила в избу, брякнула рядом с коровой, дала воды испить, тут только и ожил, пошевелился.