Читать «Абсурдистан» онлайн - страница 38

Знаете, такое часто случается с русскими. Советского Союза больше нет, и можно свободно перебираться через границы. И тем не менее когда русский передвигается между этими двумя мирами, его не покидает ощущение логической невозможности существования такого места, как Россия, наряду с цивилизованным миром. Это похоже на те математические концепции, которые я никогда не мог понять в школе: «если», «тогда». Если Россия существует, тогда Запад — мираж; и наоборот: если Россия не существует, тогда и только тогда Запад реален и осязаем. Неудивительно, что молодые люди говорят «свалить за кордон», когда речь идет об эмиграции, — словно Россия окружена огромным санитарным кордоном. Либо вы остаетесь в колонии прокаженных, либо выбираетесь в широкий мир и, возможно, попытаетесь там заразить других своей болезнью.

Я помню, как вернулся. В дождливый летний день. Самолет Австрийских авиалиний качнул левым крылом, и я увидел в иллюминатор свою родину после того, как около десяти лет прожил в Штатах.

Давайте уточним: холодная война была выиграна одной стороной и проиграна другой. И проигравшая сторона, как это всегда бывает в истории, расплатилась по полной программе: ее землю выжгли, золото похитили, мужчины вынуждены были рыть канавы в далеких капиталистических городах, а женщины — обслуживать победоносную армию. Из иллюминатора мне виден был нанесенный урон. Покинутые поля, по которым гуляет ветер. Серая раковина фабрики, разрезанная надвое, с опасно накренившейся трубой. Дома в новостройках, собравшиеся в кружок вокруг двора, разделяющего их, — как старики, сбившиеся вместе за беседой.

Поражение читалось и на лицах мальчиков с автоматами Калашникова, охранявших обветшалый международный аэропорт — явно от богатых пассажиров нашего рейса Австрийских авиалиний. Поражение на паспортном контроле. Поражение на таможне. Поражение в очереди из печальных мужчин, предлагавших отвезти нас в город на своих стареньких «Ладах» за твердую валюту. Однако на лице Любимого Папы, как ни странно трезвом, читалось что-то вроде победы. Он пощекотал мне живот и ткнул меня в мой khui. И с гордостью указал на армаду «мерседесов», готовых доставить нас в его четырехэтажный коттедж на Финском заливе. «Эти новые времена не так уж плохи, — сказал он мне. — Напоминают рассказы Исаака Бабеля, но не такие смешные».

За свою диссидентскую сионистскую деятельность в середине восьмидесятых (особенно за то, что он умыкал антисемитскую собаку нашего соседа, а потом мочился на нее напротив ленинградской штаб-квартиры КГБ) мой отец был осужден на два года. Это был самый лучший подарок, какой ему преподнесли власти. Месяцы, проведенные папой в тюрьме, оказались самыми важными в его жизни. Как все советские евреи, папа получил образование инженера в одном из второразрядных институтов города, но в душе он все еще был пареньком из рабочего класса, не так уж сильно отличавшимся от своих криминальных сокамерников с немытыми шеями и щетиной на щеках. Он чувствовал себя в камере в своей тарелке. Папа быстро усвоил уголовную лексику. Он превращал хлебные крошки в крем для ботинок, а крем для ботинок — в вино. К тому времени, как Любимый Папа вышел из тюрьмы, случились две вещи: Горбачев любезно упразднил раздражающий, нерентабельный коммунизм с длинными очередями и взрывающимися телевизорами, а Любимый Папа познакомился со всеми, кого ему нужно было знать при его перевоплощении в русского олигарха. Со всеми этими грузинами, татарами и украинцами с их духом предпринимательства, так полюбившимся американскому консульству. Со всеми ингушами, осетинами и чеченцами, которые с их небрежным отношением к насилию, создадут чудесную взрывоопасную Россию, известную нам сегодня. Эти люди могли задушить проститутку, подделать таможенный бланк, совершить налет, взорвать ресторан, купить телевизионную сеть, баллотироваться в парламент. О, они были капиталистами, вполне. Что касается папы, то ему тоже было что предложить. У него была хорошая еврейская голова на плечах и коммуникабельность алкоголика.