Читать «Абсурдистан» онлайн - страница 140

Гари Штейнгарт

— Теперь тебе нужно ему заплатить, — обратилась ко мне Нана.

— Прости?

— Когда Фейк ловит меня с мальчиком, он требует сто долларов.

— Но… — Я не знал, на что мне больше обижаться — на денежную сумму или на то, что были другие так называемые мальчики.

— Он во дворе. Иди! — сказав это, Нана подошла к своей подруге и обняла ее. Скоро они уже шептались по-французски, ржали как лошади и заплетали друг другу косички.

Фейк был во дворе. Он сидел среди грязных тарелок с проколотыми вилкой помидорами и следами оливкового масла. Слуга с небрежным видом курил трубку, и в воздухе стоял яблочный аромат табака. Я бросил ему на колени стодолларовую банкноту. Он взял ее в руку, рассмотрел при лунном свете, затем сложил и отправил в карман клетчатой рубашки.

— Я бы хотел еще пятьдесят долларов, — заявил он, — потому что видел, как Сисси наблюдает за тем, как Нана ездит на вас верхом.

Ездит на мне верхом.

— Если бы я застукал своего слугу за тем, что делаете вы, я бы собственноручно отправил его на тот свет, — сказал я, позволив купюре меньшего достоинства опуститься в ждущие руки Фейка. — Я бы лично его удавил!

— На тот свет? — переспросил Фейк, почесывая голову. — Вы знаете, некоторые предвкушают, как они попадут на тот свет, но только не Фейк. На том свете меня спросят: «Что ты делал в том мире, Фейк?» И я скажу: «Я работал как лошадь, чтобы прокормить свою семью». И они скажут: «Хорошо, ты можешь и здесь работать как лошадь, чтобы прокормить свою семью».

— Вам повезло, что вы служите у такой известной семьи, — заметил я. — В Таджикистане дети голодают.

— Известная семья, — повторил Фейк. — Сегодня вечером все, кто сидел за столом, — бывшие сотрудники КГБ. Даже Парка Мук, драматург, в конце концов стал сотрудничать с ними. Национализм сево! Это те же засранцы, которые управляли всем раньше. Им хватило двух секунд, чтобы переключиться с серпа и молота на Истинную перекладину Христа. А этот кретин, сыночек Буби! Со своим «поршем» и шлюхами! Какой позор!

Я знал, что Фейк прав относительно Нанабраговых. Я знал, что ввязываюсь во что-то уродливое, морально нечистоплотное, но ничего не предпринял. Я допустил это. Медленно, а потом не так уж и медленно, меня тащили к ГКВПД. Я начал верить в Нану и ее семью. Я влюбился в ее отца и его дерганые убеждения. Меня захватил врасплох Парка Мук и его великолепный словарь сево. «Тихо поднимается Вайнберг».

В Эксидентал-колледже нас учили, что наши мечты и убеждения — это единственное, что имеет значение; что мир в конце концов прислушается к нам, зашагает в ногу с нашей добродетелью и упадет без чувств прямо на наши нежные белые руки. Все эти занятия «Знакомство со стриптизом» (вероятно, каждое из наших смешных тел было по-своему совершенным), все эти семинары по «Продвинутым мемуарам», все эти симпозиумы по «Преодолению застенчивости и самовыражению». И ведь так было не только в Эксидентал-колледже. По всей Америке размывалась грань между взрослостью и детством, фантастическое и личное сплавлялись в единое целое, и взрослые заботы таяли в розовом тумане детства. Я бывал на вечеринках в Бруклине, где мужчины и женщины, которым было за тридцать, с жаром обсуждали достоинства «Русалочки» или подвиги своего любимого Супермена. Все мы в глубине души желали пообщаться с этой маленькой рыжеволосой подводной лодкой. Все мы хотели взмыть над городом, подпитаться земной силой внизу и защитить чьи-нибудь права — права кого угодно. Народ сево будет в полном порядке, благодарю. Демократия, как выяснилось, была сродни лучшим анимационным фильмам Диснея.