Читать «А. И. Тургенев. Хроника русского. Дневники (1825 - 1826 гг.)» онлайн - страница 2

Помимо «Хроники русского», в настоящем издании печатаются впервые заграничные дневники А. И. Тургенева за 1825—1826 гг., когда завязывались его широкие связи с передовыми деятелями Западной Европы и когда события, происходившие в России, — декабрьское восстание, суд над декабристами, начало реакции, — заставляли его с особой тревогой думать о судьбах его родины.

ХРОНИКА РУССКОГО

А. И. ТУРГЕНЕВ.

(Портрет работы К. П. Брюллова, 1833).

I. ПИСЬМО ИЗ ДРЕЗДЕНА (ИЗВЛЕЧЕНИЕ )

О русском журнале. О парижских периодических изданиях: «Католике» («1е Са~ tholique»), «Британском обозрении» («la Revue Britannique»), «Глобусе» («1е Globe»). О Дюгальде Стюарте, сочинителе книги «Сокращенная история наук метафизических, нравственных и политических». О духе журнала и критике. О Ша-тобриане и новом издании его сочинений. О Вальтере Скотте и сочиненной им «Истории Наполеона». О Козлове.

Спешу отвечать тебе первоначально наскоро и поверхностно на некоторые из твоих литературных запросов и объявленное тобою намерение участвовать в издании журнала. Письмо твое обрадовало меня и развеселило надеждою твоей деятельности, хотя и журнальной. Я сообщил Жуковскому желание твое и получил в ответ, что он по возможности будет сообщать тебе статьи и материалы для статей журнала; что он позволяет тебе взять, где хочешь, все, что попадется его еще не напечатанного, и употреблять, по твоему расположению. Готов и я служить и пилигримствоватъ для тебя и даже пилигримствовать, для того, чтобы делиться с тобою котомкою пилигрима-Гримма. В голове моей теперь много планов и беглых мыслей от чтения, уже не беглого, но методического и с помощию его и моих ученых и полуученых корреспондентов и моего трения здешнего с юристами и литераторами, я мог бы быть в самом деле деятельным тебе сотрудником...

... Получаю Парижский журнал, «1е Catholique», о котором ты меня спрашиваешь. Его издает барон Экштейн, читающий немецкие книги, и

темно, но иногда глубокомысленно и не совсем по-французски, пишущий.² Со временем сообщу тебе историю сего журнала и сведения о личности издателя. Тут есть все и обо всем. Много или почти все сериозно, ибо религия занимает первое место в его журнале. Издатель — друг иезуитов и сражается под знаменами Мейстра, Ламене и Бональда; но мнения его отличаются от их немецким просвещением, или лучше, немецкою начитанностию. Его нельзя переводить: для этого слог Экштейна не довольно классический, мысли или полумысли его не довольно ясны и в его сочинениях, как и в его жизни и происхождении, есть какой-то clair-obscur; но он не всегда неприятен и есть выходки примечательные и суждения справедливые, хотя иногда и резкие а 1а Вяземский. У него в Париже, особливо между дамами, много читателей, хотя и не совершенных почитателей, ибо для этого нужен еще и характер чистый и ясный, а он изменял партии, пока в «Католике» не выставил собственного знамени, если только улътрамонтанизм можно назвать независимым или собственным мнением. В «Revue Britannique» ³ много хорошего; но она не дает полного понятия об английском просвещении и о степени, на которую многие науки там возведены. Это взгляд с одной стороны, а в Англии, собственно так называемой, свет не под одним окном и темных мест мало, хотя и не все лучи света там в полном блеске. Некоторые не доходят еще или не вполне дошли, хотя и никто не закрывает окон. Там философия умозрительная слабо светит; но зато практическая в полном, ярком свете. Я читаю Дюгальда Стюарта и не нарадуюсь ясностию идей и языка, и чистотою его нравственной и практической философии. Но и он не знал немцев, темных, но глубоких и только изредка встречается с нелюбезным ему незнакомцем, Кантом; но где они встречаются, там, не зная друг друга, подают друг другу руку и сливаются для нас в одном свете, благотворном и все оживляющем и сохраняющем все хорошее, спасительное для человечества. Когда-то, с непростительною для шотландца легко-стию, Дюг. Стюарт трунил над Кантом;⁴ но Шлегель, в предисловии к одному каталогу немецких книг, в Лондоне изданному, прекрасно и убедительно для беспристрастных, отвечал ему и старался вразумить английскую публику насчет немецкой словесности. С тех пор Д. Стюарт стал осторожнее. Он переведен и на французский: не знаю, хорошо ли? Есть другие журналы об Англии, французские и немецкие, которые я здесь пробегаю. Они могли б быть обильными запасами для русского журнала. В свое время я назову их. Но прежде всего советую подписаться на «Globe»,⁵ французский, под фирмою Кузеня (Cousin), а иные думают и Гизо издаваемый. В нем почти одна литература, но серьезная и важная. О политике только тогда, когда она имеет отношение к литературе или к какой-либо книге. Я не весь образ мыслей, в сем журнале господствующий, одобряю, но привожу его в пример рассмотрения литературы и наук, со стороны их влияния на гражданское общество. Например: там недавно была статья о темной и светлой или просвещенной Франции. Красноречивый пример влияния доброго просвещения на промышленность и нравственность народную и даже на финансы правительства! Числами показывается ясно и доказывается то, что по сию пору доказывали одними теоретическими соображениями или умозрением: настоящая нравственная статистика королевства! К ней приложена и карта, иллюминованная по просвещению. Результаты удивительны и основываются на фактах, самим правительством доставленных автору! Кто бы подумал, что в той же пропорции, как благосостояние гражданское улучшается в провинциях, как подати лучше и больше платятся, так и просвещение сильнее и повсеместнее. Один пример вместо многих: из темной Франции, коей население втрое многочисленнее, поступает 17 членов во французские академии, а из светлой, втрое меньшего населения, 65. В такой же соразмерности и число учащихся и неучащихся в'народных школах. Вот к каким последствиям приводят цифры и вот как могут быть наставительны таблицы статистические! Закону нравственные, самые отвлеченные, также верны и положительны, как и законы мира вещественного, то есть тем же верным расчетам подвержены случайные, по-видимому, явления нравственного мира, каким и явления видимого мира. Правительство французское имеет, то есть может иметь, правила, коими должно руководствоваться для своей цели, какова бы она ни была, и выбирать лучшую, зная, в чем состоит сие лучшее. Когда оно знает, что 32 светлые департамента, в коих не растет ни виноград, ни шелк, несмотря на то, платят ему втрое больше, нежели 54 департамента, богатые шелком и вином, но скудные промышленностью и во мраке состоящие под светлым небом, то оно знает: и какими средствами и к какой цели идти. От его воли все зависит, все, кроме времени. Я желал бы, чтоб в сем смысле издавался и журнал, в котором ты участвовать намерен: без сердца, но с душою, благом государственным и уважением к порядку дышащею; без полемики, оскорбительной для кого бы то ни было, но с примерами лучшего во всяком роде. Сердитые и разгоряченные советники и критики нам надоели, и всегда, а особливо теперь, подозрительны читателям. Скромное, хотя и сильное выражение и представление всего полезного, одушевленное снисходительностью к слабым и любовью ко благу людей, убедительнее действует на них и побеждает все противное. Это есть характер истинного беспристрастия (не равнодушия), и этот характер замечаю в «Глобусе», хотя иногда не без досады читаю некоторые статьи его. Но кто без греха? Мне кажется, журналист не должен слишком увлекаться тем, что ныне почитается духом времени, и им одним ценить настоящие произведения. Пусть бережет его от сего поползновения история разных духов, в разные времена господствовавших. И тогда он не будет, подобно некоторым из русских читателей, сердиться на Карамзина за то, что в Несторово время исцеляли больных не магнетизмом, а «травами и молитвою». И в магнетизме и в сухих травах, оживленных верою, найдет он историческую истину, которая переходит из века в век и всегда священна для мудрого, испытующего времена и лета. Это нимало не помешает его критике, если она будет только благоразумна. Вот ссылка из французской книги: «La Critique consiste а sentir dans le present les arrets de 1 ’avenir. Elie est une prophetie et c’est pour-quoi elle est essentiellement contemporaine». Это не противоречие, а по моему мнению, глубокая истина. Пусть критик угадает, отыщет в настоящем то, что подтвердит в нем и потомство, и тогда, оказав услугу современникам, получит он право на признательность тех, кои после нас его читать будут; между тем как то, или те, к коим он прилагал общие истины, останутся только в сих приложениях и будут обязаны ему своим постыдным бессмертием.