Читать «А. Дюма. Собрание сочинений. Том 22. Графиня де Шарни. Часть. 1,2,3 1996.» онлайн - страница 7

Александр Дюма

Это был человек невысокого роста, великолепного сложения; у него были тонкие запястья, изящные ноги, можно было также заметить, что руки у него маленькие и неогрубелые, правда бронзового оттенка, как у ремесленников, привыкших иметь дело с железом.

Однако, подняв взгляд от его запястья до локтя, а от локтя до того места на предплечье, где из-под засученного рукава вырисовывались мощные мускулы, можно было заметить, что кожа на них была нежной, тонкой, почти аристократической.

Он стоял в дверях кабачка у Севрского моста, а рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, находилось двуствольное ружье, богато инкрустированное золотом; на его стволе можно было прочесть имя оружейника Леклера, входившего в моду в высших кругах парижских охотников.

Возможно, нас спросят, как столь дорогое оружие оказалось в руках простого мастерового. На это мы можем ответить так: в дни восстания — а нам, слава Богу, довелось явиться их свидетелями — самое дорогое оружие не всегда оказывается в самых белых руках.

Этот человек около часу назад прибыл из Версаля и отлично знал, что там произошло, ибо на вопросы трактирщика, подавшего ему бутылку вина (он даже не притронулся к ней), отвечал:

что королева отправилась в Париж вместе с королем и дофином; что они тронулись в путь около полудня; что, наконец, они решились поселиться в Тюильрийском дворце и, значит, в будущем в Париже больше не будет перебоев с хлебом, так как теперь здесь поселятся и Булочник, и Булочница, и Пекаренок; и что сам он ждет, когда проследует кортеж.

Это последнее утверждение могло быть верным, однако нетрудно было заметить, что взгляд незнакомца с большим любопытством поворачивался в сторону Парижа, нежели в сторону Версаля; это обстоятельство позволяло предположить, что он не считал себя обязанным давать подробный отчет о своих намерениях достойному трактирщику, задавшему вопрос.

Впрочем, спустя несколько минут его внимание было вознаграждено: в конце улицы показался человек, одетый почти так же, как он сам, и, по-видимому, занимавшийся сходным ремеслом.

Человек этот шагал тяжело, как путник, за чьими плечами долгая дорога.

По мере того как он приближался, становилось возможным разглядеть его лицо и определить его возраст.

Лет ему, должно быть, было столько же, сколько и незнакомцу, то есть можно было смело утверждать, что ему, как говорят в народе, давно перевалило за сорок.

Судя по лицу, это был простой человек с низменными наклонностями и грубыми чувствами.

Наш незнакомец рассматривал его с любопытством; при этом на лице у него появилось непонятное выражение, словно одним взглядом он хотел бы оценить, на что дурное и порочное способен этот человек.

Когда мастеровой, подходивший со стороны Парижа, оказался всего в двадцати шагах от человека, стоявшего в дверях, тот зашел в дом, налил в стакан вина, вернулся к двери, приподнял стакан и окликнул путника: