Читать ««Шпионы Ватикана...»» онлайн - страница 44

Эти картины человеческой жестокости рождали во мне грустные предчувствия, я думал, что кровопролитие не закончится и после того, как немцев заставят сложить оружие. Поскольку советская мораль всегда стремилась к мести, будет еще много жертв. Только тогда, возможно, утихнет человеческая вражда, когда невинные жертвы, готовые к прощению, великодушно предложат Богу свою жертву.

Когда люди поймут, что жестокостью не добиться ничего хорошего? Сталину не пошел впрок урок Гитлера, проигравшего войну с СССР из-за своей жестокости.

Новая жизнь

Тем временем жизнь перестраивалась, но совершенно непривычным образом. Казалось, что мы находимся в другом мире. Улицы города переименовывались; некоторым возвращали предвоенные названия. Успенскую улицу (она так называлась по православной церкви Успения) переименовали в улицу Красной армии. Екатерининскую (там находилась наша главная церковь) снова назвали улицей Карла Маркса. Ришельевская стала улицей Ленина. Гаванную, на которой живем мы, переназвали в честь безвестного большевистского героя.

Отношение к личности переменилось. Так же и к частным заведениям, если им удалось выжить. Теперь имело ценность только государство. Его представляли отдельные лица с их интересами, эгоизмом, капризами. Именем государства и народа эти люди извлекали выгоду из всего и из каждого. Так, самые простые дела перешли в ведение государства и стали крайне затруднительными.

Даже семья стала игрушкой в руках государства. Через несколько недель после прихода большевиков я отправился стричься к своему парикмахеру. Спросил его, как дела. Он грустно ответил: «Как видите», — и объяснил, что он и такие, как он, стали государственными служащими. Клиенты теперь расплачиваются со служащим за кассой, ведающим финансами, а парикмахерам оставлен мизерный процент — все остальное идет государству и кассиру. Все находится под контролем огромного государственного аппарата.

Первым важным делом, с которого начали власти, стала «паспортизация»: каждый обязан был явиться в милицию для регистрации или продления старого паспорта. Новые паспорта выдавались тем, у кого их вообще не было. Сразу оговорюсь — это были паспорта для внутреннего пользования.

Сначала власти «разобрались» с молодежью (с девушками по большей части). Кого-то отправили на фронт, кого-то — в тюрьму, мало кого оставили в покое, вернее сказать, что и с ними разобрались, превратив вместе с остальным населением в винтики военно-полицейской государственной машины. Приказ «идти на фронт» был естественным, но не естественна подоплека приказа: «искупить вину перед Родиной». Еще менее естественно было сразу или через несколько месяцев на передовой услышать: «идите в тюрьму за измену Родине во время вражеской оккупации». Тем не менее таковой оказалась участь большинства.

После того как «определили» молодежь, наступил час всех прочих. Лихорадочно работали комендатуры, милиция, государственные и гражданские (если их можно так назвать) учреждения. Сколько чиновников! Какая толкотня в конторах! Беготня от чиновника к чиновнику! Карусель, от которой даже у здоровых людей кружилась голова. Всех, кто так или иначе отвечал за что-либо, вызывали в горисполком, в милицию, в райисполком… Часто нам приходилось самолично отправляться в эти учреждения за продовольственными карточками, за получением или подтверждением права на жилье, за разрешением на богослужения в храме. И там, в этих учреждениях, каждый раз подолгу простаивать в очередях.