Читать ««Цигун и жизнь» («Цигун и спорт»)-02 (2001)» онлайн - страница 44
Автор неизвестен
Вот почему я считаю, что одиночество — это великое дело.
Возможно, что только одиночество делает человека гордым и независимым, свободным и сильным.
Многие в жизни, потерпев поражение, сталкиваются с одиночеством. Тем не менее, часть из них продолжает и в одиночестве молча бороться, упорно искать и надеяться.
Чаще же люди с большим трудом выдерживают длительное одиночество. Слабовольные, чтобы забыться, стараются найти покой для души и возбуждение для тела. Люди волевые, наоборот, стремятся к одиночеству, именно в нем ищут полноту жизни, истину и идеалы.
Слабые в одиночестве тонут, а сильные взмывают вверх.
Примечание редактора
Есть одиночество, и есть уединение.
Уединение необходимо, одиночество — это всегда стресс и несчастье. Люди должны жить друг для друга. И если кто-то стремится к одиночеству, то это болезнь. Или его, или общества. Стремиться к одиночеству значит отказываться от жизни.
А вы как думаете?
И НЕ ТОЛЬКО О ЦИГУН…
Китайская пейзажная живопись
(См.:
Созданная в отдаленные от нас эпохи пейзажная живопись Китая пронесла сквозь века сложившиеся еще в древности приемы и формы. Поэтому ее глубина и значительность воспринимаются в наши дни далеко не сразу. Своеобразие выразительных средств, издревле выработанных в Китае, и неизменный аллегоризм искусства, составляющие особую специфику обратного восприятия действительности, воздвигают известную преграду между средневековой китайской живописью и современным зрителем. Первое знакомство с пейзажной живописью Китая вызывает подчас чувство разочарования. Перед взглядом проходит вереница длинных, потемневших от времени тусклых коричневых свитков, заполненных изображением причудливо громоздящихся скал. Эти лишенные рам картины, большая часть которых написана только черной тушью, сквозь которую проступает не подцвеченный тон бумаги или шелковой ткани, кажутся похожими друг на друга. Привыкший к восприятию европейских пейзажных композиций глаз ищет и не находит знакомые ему образы и формы, многокрасочную цветовую гамму масляной живописи. И формат китайских картин, и настроение, которым они проникнуты, и техника исполнения — все необычно. Зритель чувствует в суровой сдержанности и внешнем сходстве свитков средневековых китайских живописцев какую-то загадочность, недосказанность и скрытый подтекст, которые он не может разгадать сразу. Эта загадочность и отпугивает его, и привлекает, порождая массу недоуменных вопросов.
Основная сложность восприятия заключается в двойственном значении каждого пейзажного сюжета, доступном и понятном каждому образованному китайцу, но чуждом людям непосвященным. Намек, поэтические ассоциации присущи всему старому китайскому искусству и особенно пейзажной живописи, которая служила одним из средств духовного общения между образованными людьми и часто преподносилась как излияние чувств или благопожеланий к определенным событиям жизни. Вместе с тем китайский пейзаж не занял бы в мировой истории искусств столь важного места, если бы он не имел и другого, гораздо более широкого смысла, делающего его доступным и понятным людям, мало знакомым с китайской символикой. Именно этот смысл сообщает ту значительность созданным много веков назад картинам, которая в равной мере ощущается людьми всех эпох и национальностей, независимо от степени эрудиции и специальных знаний. Чрезмерно обостренное и непосредственное чувство природы, переданное с искренностью и убедительностью, умение запечатлеть ее красоту и изменчивость — вот качества, прославившие в веках пейзажную живопись средневекового Китая.
