Читать ««Пёсий двор», собачий холод. Том I» онлайн - страница 103

А главная половина — и тут Хикеракли прав — в том, пожалуй, что с каждым-то Гныщевич успел посидеть, каждой шутке посмеяться, со всеми как-то ловко перезнакомился. Вроде и командовал начальственно — сразу, значит, решил не извиняться за малый возраст, — а приглянулся лично.

Недовольные имелись — но опять же им лично, а не возрастом его.

Валову оставалось только бессильно злиться и недоумевать, почему же с ним не так.

И вот теперь он отсиживался у себя в кабинете, а Драмин скучал в «кабинете» Гныщевича — не по-заводски просторной комнате с шикарным резным столом и шкафами, к ящичкам которых господин управляющий ни разу не притрагивался. Он вообще в этой комнате почти не бывал. Водка, сказать по правде, своей прохладой и в промозглом ноябре манила (ну чего зазря только греется?), но в целом Драмин не жаловался: спешить было некуда, мужики его на сегодня отпустили с миром, ещё и отдохнуть пару денёчков после проверки присоветовали по-отечески.

«Всем-то он сын», ха. И Врату-то Валову, и мужикам… Интересно, почему так выходит, что сыновья столь часто оказываются у отцов, если в семье что пошло не на лад? Наверное, боязнь, что «женское воспитание» сослужит дурную службу. Да и вообще, оно понятно: отец и прокормить может, и делу своему обучить. А как же вот, говорят, матери детей своих сильнее любят, ласкают их?

Ну так а что толку обласканным ходить, да без еды?

Непонятно вот что: если матери детей сильнее любят, как соглашаются их отдать? Мать Скопцова, положим, в могилу сошла, а вот мать Валова спокойно сына оставила, а сама куда-то сгинула (Драмину не рассказывали). Гныщевич матери своей не видал. Даже матушка Хикеракли его не настояла с собой забрать, когда хозяева к другим Копчевигам в Старожлебинск её отослали. Вроде бы оно и к лучшему всё, но как они так могут, Драмин не понимал.

Тосковал ли он сам по материнской ласке? Куда ему. Он свою мать очень плохо помнил, совсем малой ещё был, когда тоже пропала — померла, видать, в канаве какой. Но сперва ходила с ним и отцом по городу, песни вроде пела. И не было в ней ни капли ласки, только дёргалась она иногда странно. Выходит, и тосковать не по чему. А впрочем, Драмину-то и дела отцовского не досталось.

Или досталось? Тогда, давно, когда Драмин ещё совсем малой был, отец бродил по городу с шарманкой, а мать, выходит, пела. Потом мать пропала, и отец шарманку забросил. Загорелся страстью показывать кукольные представления, а вертел кукол как раз Драмин. Вертел складно, денег перепадало, да только всё как-то мимо них с отцом, а тоже в какую-то канаву. Отца тогда Драмой и прозвали.

Однажды кукольник Драма умер, сыну его (это Драмину то есть) всего годков восемь было. Ночевали они тогда в одном доходном доме в Людском, но не в самом доме, конечно, а в сторожке, им у входа кушетку приставляли. Просыпается Драмин — а отец холодный уже.

Драмин страшно испугался, убежал оттуда, ничего не взяв, да так никогда возле того дома и не показывался. Почему-то ему померещилось, что его в этом деле как-то обвинят, а потом за это куда-нибудь определят — и он не знал куда, но всё равно было страшно. По здравом рассуждении и хорошо, что сбежал, все бы только озадачились, чего с ним делать.