Читать ««Открывать здесь!»» онлайн - страница 12

Александр Яковлевич Яшин

Не пишется!..

Странное это состояние: пишется, не пишется… Никогда нельзя знать заранее, что заставит тебя сидеть за столом день, два, десять, без перерыва и упоенно, самозабвенно, отмахиваясь от всего постороннего, сочинять, писать. Откуда приходит это, какие причины вызывают необходимую для работы проясненность души, согласованную сосредоточенность мыслей и чувств? Материал? Доскональное знакомство с ним, близость к нему? А что это такое — вдохновение? Может быть, это оно и есть, оно и дает о себе знать?

Игнат Александрович берет блокнот, перелистывает его, перечитывает записи недавней поездки. Записей много… Может быть, что-то вдруг оживет, разволнует, разбередит душу?

«В колхозы отдаленного района по разнарядке сверху засылают несколько вагонов минеральных удобрений. До железнодорожной станции километров сто пятьдесят — двести, время осеннее, дороги непроезжие. Пока дозвонились до района, до колхозов, прошло несколько дней. Удобрение сваливают в тупик. Железная дорога посылает счета: штраф за простой вагонов, плата за разгрузку, и требует срочно освободить тупик. Отказываться от удобрений нельзя и вывезти их невозможно, да и свой навоз на поля еще не вывезен. Колхозы оплачивают все счета. На станцию с трудом пробиваются три самосвала и тайно в течение двух суток перетаскивают удобрения в ближайший овраг и заваливают их землей, чтобы не платить новых штрафов…»

«Ну и что же? — думает Игнат Александрович. — О таком уже писали как-то, что изменилось? Напишу и я, донесу, и если напечатают, отдадут председателей или трех водителей самосвалов под суд — и только. Какая польза делу?»

Он читает дальше.

«В порт возвращается с путины рыболовецкий траулер. Берег рыбу не принимает, некуда. Судно направляют в соседний порт, но там отказываются от рыбы, холодильников не хватает. А рыбакам нужно план выполнять, иначе не будет ни хорошей зарплаты, ни премиальных. Они выбрасывают рыбу в море и идут ловить новую…»

«Это материалец тоже не для праздничного очерка, — невесело думает Игнат Александрович. — И вообще ни для чего. Горечь одна. Где люди, где положительные характеры?»

Сделав резкое движение, он кашляет. И снова глухой гул подымается из глубины его воспаленных бронхов, словно где-то поблизости безнадежно буксует застрявший грузовик. Лицо от напряжения наливается кровью, все тело сотрясается, как земля от вулканических толчков, предвещающих извержение.

«Нет, курить нельзя! — думает он. — Что угодно, только не курить. Опять частые гриппы, постель, больница… Все равно с курением один обман: пишется недолго, потом наступает утомление, апатия, мучают головные боли, бессонница. Нельзя курить! Курить нельзя! Может быть, я что-то еще сделаю в своей жизни».

С трудом сдерживая кашель, Игнат Александрович торопливо проглатывает таблетку антастмана, запивает водой прямо из графина, достает карманный ингалятор, заполненный эуспираном, и дышит, дышит…

«Слава богу, сознания уже не теряю, и то хорошо!»

Перед самым праздником события с кубинской бутылкой стали разворачиваться весело и быстро.