Читать ««Дело военных» 1937 года. За что расстреляли Тухачевского» онлайн - страница 33

Анализируя высказывания президента Бенеша, Александровский писал:

«Было очевидно, что Бенеша продолжает занимать все тот же вопрос, и потому я еще раз сказал, что при данных условиях нет речи о нашем сближении с Германией».

Бенеша беспокоил вопрос о возможной «перемене» во внешней политике СССР в результате «заговора». Однако о самом «заговоре» он не говорил. Здесь, видимо, придется забежать немного вперед и процитировать беседу С. С. Александровского и Э. Бенеша, состоявшуюся 3 июля – то есть уже после казни советских военачальников, последовавшей в июне.

«Бенеш напомнил мне, – писал полпред, – что в разговоре со мной (кажется, 22.IV с. г.) он говорил, что почему бы СССР и не договориться с Германией. Я ответил, что помню, и признался, что меня тогда очень удивила эта часть разговора, как совершенно выпадающая из рамок обычного хода мыслей Бенеша. Лукаво смеясь, Бенеш ответил, что может теперь объяснить мне скрытый смысл своего тогдашнего разговора. Свои объяснения Бенеш просил считать строго секретными и затем рассказал следующее.

Начиная с января месяца текущего года (1937 г. – Авт.), Бенеш получал косвенные сигналы о большой близости между рейхсвером и Красной Армией. С января он ждал, чем это закончится. Чехословацкий посланник Мастны в Берлине является исключительно точным информатором. Он прямо фотографирует свои разговоры в докладах Бенешу. У Мастны в Берлине было два разговора с выдающимися представителями рейхсвера. Мастны их сфотографировал, видимо, не понимая сам, что они означают. Бенеш даже сомневался, сознавали ли эти представители рейхсвера, что они выдают свой секрет. Но для Бенеша из этих разговоров стало ясно, что между рейхсвером и Красной Армией существует тесный контакт. Бенеш не мог знать о том, что это контакт с изменниками».

Суммируя содержание беседы и учитывая, что дипломатическая почта ходит не часто, Александровский шлет в тот же день в НКИД телеграмму, в которой пишет:

«Бенеш говорил со мной 2,5 часа о внутреннем положении в СССР и о процессе Тухачевского. Он ожидал нечто подобное и потому не был удивлен или обеспокоен. Он утверждает, что в разговоре со мной 22-IV говорил о возможности германо-советского сближения потому, что имел сигналы из Берлина об очень тесных связях с советской армией».

12 мая (после снятия Тухачевского с поста заместителя наркома и перемещения на пост командующего Приволжским военным округом) на приеме в английской миссии К. Крофта интересовался, что происходит с маршалом Тухачевским? Он спрашивал:

«Не является ли «деградация» (понижение в должности. – Авт.) маршала Тухачевского результатом политических трений с маршалом Ворошиловым по вопросу о взаимоотношениях СССР с Германией. По словам Крофты, в Праге ходят слухи, что Тухачевский принадлежал к числу сторонников сближения с Германией и в то же время имел возражения по каким-то внутриармейским вопросам, может быть, как раз по поводу той реорганизации, которая проводится сейчас в Красной Армии в связи с организацией военных советов. Другой слух, ходящий по Праге, гласит, что Тухачевский впал в немилость в какой-то связи с делом Ягоды… Я категорически заверил, что никаких оснований нет и Тухачевский вообще не «деградировал». Он получил достаточно важное назначение и вовсе не является первым и единственным маршалом, которому поручено командование округом. Ведь командует же Блюхер всего одним округом на Дальнем Востоке. Волжский округ очень важен для нас как округ с нашей второй металлургической базой (здесь я сознательно преувеличил значение округа, чтобы смягчить резкость перехода от прошлого к нынешнему положению тов. Тухачевского)…»