Читать ««Господь да благословит решение мое...»» онлайн - страница 31

Министр внутренних дел князь Н. Щербатов: «Мы все непригодны для управления Россией при слагающейся обстановке… И я, и многие сочлены по Совету министров определенно сознают, что невозможно работать, когда течения свыше заведомо противоречат требованиям времени».

Государственный контролер П. А. Харитонов: «Если воля Царя не вредна России, ей надо подчиниться, если же вредна — уйти. Мы служим не только Царю, но и России».

Военный министр Поливанов, на слова Щербатова, что нельзя пускать Императора в заведомую опасность, заявил, что пускать его нельзя, «хотя бы пришлось применить силу».

Обер-прокурор Святейшего Синода А. Д. Самарин: «Трудно при современных настроениях доказать совпадение воли России и Царя. Видно как раз обратное».

Вообще все напоминало самый настоящий мятеж министров против своего императора. В ответ на эти речи Горемыкин спокойно разъяснял, что «для него Царь и Россия — неразделимые понятия, что в его понимании существа русской монархии воля Царя должна исполняться, как заветы Евангелия, что он, пока жив, будет бороться за неприкосновенность царской власти».

Совещание 21 августа закончилось крайне нервно. Яхонтов писал: «Кризис вскрылся, нервность страшная. Много приходилось мне видеть Совет министров в неофициальной обстановке, но ничего подобного никогда в заседаниях не происходило».

Почему поведение и оценки министров так резко поменялись при известии о решении императора, в чем причина этого категорического неприятия царского решения? Почему министры, вопреки логике и их собственному мнению, с такой настойчивостью боролись с решением царя?

Советский историк А. Я Аврех тоже задается этим вопросом. Он справедливо, пишет, что «этот вопрос тем более уместен, что и правительство, и „общественность“ все время жаловались на то, что назначение Николая Николаевича верховным главнокомандующим, приведшее к разделению власти на военную и гражданскую, создало страшный хаос в управлении, а тот же Поливанов признавал, что Николай Николаевич был не подготовлен к своему посту». Далее Аврех пишет о тех доводах, которые приводили министры, объясняя свое поведение, и, опять-таки, справедливо замечает, что «совершенно очевидно, что, если бы дело заключалось только в этих причинах, реакция не была бы столь болезненной и острой».