Читать ««Во вкусе умной старины...»» онлайн - страница 16

Самым распространенным наказанием была порка: розгами, батогами (палками), плетью, кнутом. Для пьяниц применялось особое наказание, сколь тяжелое, столь и позорное — «рогатка»: скрученному в три погибели человеку на шею привязывалась рогатина, концы которой упирались в землю. Самое же тяжелое наказание называлось по-разному: «стуло», «колода», «колодки». Колода — это большой и очень тяжелый обрубок дерева, цепь от которого заканчивалась ошейником и была настолько коротка, что прикованный к колоде не мог выпрямиться или ходить. Ему оставалось только сидеть. А для того, чтобы нельзя было наклонить голову, сверху у ошейника были острые спицы. К колоде приковывали на неделю или на месяц, разрешая на ночь подкладывать под спину подушку. Судя по всему, колода применялась крайне редко — только для пойманных беглецов, в назидание другим.

Это были если не официальные, то обычные наказания. Другие, о которых речь пойдет ниже, уже нельзя и назвать наказанием. Один из историков прошлого называл их «тиранством». Полная власть помещиков над крепостными и отсутствие закона, ограничивающего формы и меры наказания, давали простор «изобретательности» помещиков в этой сфере, и наказания превращались в пытки, порой чрезвычайно изощренные. Примеров таких пыток не так уж много, но они настолько вопиющи, что давали повод обвинить в злодейских поступках все дворянство в целом. Знаменитая Дарья Николаевна Салтыкова — «Салтычиха», помещица села Троицкого Подольского уезда — помимо разнообразных методов порки и битья (скалкой, валиком, палкой и поленьями), придумала и такие способы наказания: бить о стену головой, или в октябре загонять сенных девушек кнутом в воду минут на 15. Ее патологическая страсть к пыткам привела к гибели за 10 лет более ста человек, в том числе и девочек 11–12 лет. Забивая своих людей до смерти, Салтычиха нарушала закон. И поэтому, несмотря на значительные усилия своих родственников «замять» дело, была наказана с максимальной для дворянки суровостью: лишена дворянства, на час прикована к позорному столбу с надписью «мучительница и душегубица» и пожизненно заточена в подземной келье московского Ивановского монастыря.

Такая же участь через 70 лет, в 40-е годы XIX века, ждала другую помещицу, Евгению Ивановну Можарову: она запорола насмерть за пустяковые провинности несколько своих сенных девушек. Однако мужу удалось подкупить сенатских секретарей. Можарову объявили умершей, а дело закрыли. Пытки же, не заканчивавшиеся смертельным исходом, уголовной ответственности не подлежали. Помещик мог, ничего не опасаясь, пороть девок, раздев их догола и привязав к кресту, «на сей предмет сделанному», как это делал помещик Петр Семенович Муравьев в своем селе под Лугой. Могли наказывать лакеев батогами «в две руки», как это любил делать помещик Маков в Верейском уезде. Могли, как «одна важная барыня» (это записал со слов матери В. Одоевский), в мороз обливать девку водой и заставлять ходить по двору, при этом высовываться из окна и приговаривать: «Что? каково? бестия! каково?».